Летние истории - Миэко Каваками

и с одноклассниками. Предложила поговорить с ней, но я ее остановила. Мидорико бы это не понравилось. Так что я сказала, что все в порядке, мы сами разберемся.

— Да, что тут еще сделаешь…

— Вот такая она упрямая. Даже догадываюсь, в кого пошла.

— Да ну, Маки, не такая уж ты и упрямая.

— Думаешь? Эх, а если честно, я думала, с тобой-то Мидорико будет разговаривать нормально. А она ни в какую, все со своим блокнотом носится.

Подумав немного, Макико подтянула к себе свою сумку и достала конверт размера А4.

— Ладно, это все потом, — торжественно прокашлялась она. — Вот, смотри, Нацу! Это то самое, о чем я тебе говорила по телефону.

С этими словами Макико вытащила из пухлого конверта кипу каких-то брошюр и бережно водрузила их на столик. Затем она испытующе посмотрела на меня. Встретившись с ней взглядом, я наконец вспомнила: точно, моя сестра приехала в Токио не просто погостить, у нее была еще одна, более важная цель. Решительно сложив руки на стопке брошюр, Макико выпрямилась. Столик еле слышно скрипнул в ответ.

2. Во имя красоты

— Знаешь, я решила увеличить грудь! — объявила мне по телефону Макико месяца три назад. — Это такая операция, сейчас расскажу…

Поначалу она интересовалась моим мнением, но, по мере того как звонки стали раздаваться все чаще (причем неизменно в час ночи, когда сестра приходила с работы), и настроение Макико тоже изменилось. Теперь она звонила, только чтобы взахлеб рассказывать обо всех подробностях предвкушаемой операции. Все это перемежалось двумя рефренами: «Ну все, теперь у меня будут большие сиськи!» и «Неужели я на такое решусь?».

За все предыдущие десять лет, с тех пор как я переехала в Токио, Макико ни разу не звонила мне так поздно — ну, может, только пару раз, но такого, чтобы она регулярно мне названивала по ночам и подолгу о чем-то рассказывала, точно не было. А тут вдруг эта операция… Я оказалась абсолютно не готова. Что тут скажешь?

— Ну и сделай, почему бы нет, — пробормотала я, когда она впервые завела речь об операции, думая, что на том разговор и кончится.

Не тут-то было! Мой ответ стал для нее зеленым сигналом светофора, так что с тех пор я и слова вставить не могла. Я прослушала лекцию о современных способах увеличения груди, о стоимости операции, о том, насколько это больно, о последующей реабилитации… Сестра могла говорить об этом целую вечность, а я только слушала и поддакивала. Макико будто разговаривала сама с собой: то подбадривала себя решительными заявлениями вроде «Все получится, обязательно получится, я смогу!», то обдумывала вслух новую информацию, которую ей удалось добыть.

Слушая эти взволнованные речи, я безуспешно пыталась вспомнить, какая у нее грудь сейчас. Неудивительно: я и собственную грудь представляла себе с трудом, хотя она вроде бы при мне. Поэтому, сколько бы Макико ни разглагольствовала об операции и о своем отношении к ней, у меня в голове сестра никак не ассоциировалась ни с грудью, ни тем более с ее увеличением. Помимо неловкости и скуки, я ловила себя на странном чувстве: «С кем я вообще разговариваю? О чьей груди идет речь? И зачем это все?»

Я знала, что у Макико напряженные отношения с дочерью: она сама мне рассказывала о них несколькими месяцами раньше. Поэтому, когда она в очередной раз заводила шарманку о грудных имплантах, я спрашивала: «Кстати, а как Мидорико?» И слышала в ответ неопределенное «А, нормально» и по голосу понимала, что сестра не горит желанием это обсуждать.

Лично мне казалось, что именно об этом Макико следовало бы подумать в первую очередь. Ей скоро сорок. Что с ней будет дальше? Как она намерена решать свои финансовые проблемы? Разбираться с дочерью? Вроде бы есть вещи поважнее грудных имплантов.

С другой стороны, не мне об этом судить. Я уехала в Токио, живу одна. Какое у меня право давать ей советы по воспитанию дочери? А она мать, и ей виднее.

Были бы у нее деньги. Или дневная работа, что-то более-менее надежное. Впрочем, будь у сестры выбор, она бы и не стала работать ночами и бросать дочку одну. Будь у нее другие возможности, она не стала бы возвращаться домой пьяная, а теперь это часть ее работы. Никаких иных перспектив у нее нет. Хорошо хоть, есть подруга, которая живет по соседству и может, случись что, прийти на помощь.

Хорошего мало, но я всерьез опасалась, что дальше будет только хуже. Мидорико становится старше. Нельзя по-прежнему оставлять ее по вечерам одну. Ни в коем случае. Что-то надо менять. Но как?

Профессии у Макико нет, а я ей помочь не могу, я сама едва свожу концы с концами. Ребенок — это всегда затраты, и с годами все большие. Родственников у нас нет, а вероятность появления богатого принца на белом коне равна нулю. Даже меньше нуля. Все равно что выиграть в лотерею. Но существует социальное пособие…

Однажды, когда я только-только приехала в Токио, у нас с Макико зашел о нем разговор. Незадолго до этого Макико стало плохо, и она упала в обморок. Мы долго опасались, вдруг это что-то серьезное. Она стала тщательно обследоваться, почти все время проводила в больницах, поэтому не могла работать в баре и осталась без гроша. А им с Мидорико надо было на что-то жить.

Тогда я ей и предложила: «А если подать на пособие для малоимущих?» Но Макико отказалась наотрез. Прямо оскорбилась, и мы с ней наговорили друг другу немало обидного. «Жить на пособие» ей казалось чем-то постыдным, она не хотела сидеть на шее у государства и быть обузой для общества. Такое унижение человеческого достоинства!

Я пыталась объяснить ей, что все не так, что социальное пособие — всего-навсего деньги, а стыд и достоинство тут ни при чем. Государство для того и существует, чтобы помогать в беде. Это наше право — просить о помощи, когда мы в ней нуждаемся, ничего тут нет такого. Но Макико не желала даже слушать. «Тогда получится, что все было зря, — говорила она, глотая слезы. — Я всю жизнь работала с утра до ночи, чтобы только не побираться, а тут…» После этого я оставила попытки ее переубедить. К счастью, обследования не выявили у Макико ничего серьезного, она попросила в баре аванс, и постепенно жизнь худо-бедно вернулась в норму. Впрочем, весьма далекую от стабильности.

— Я думаю пойти сюда. — Макико раскрыла брошюру на самом верху толстой кипы. — Я еще в Осаке походила по разным