Альтернатива для грешников - Чингиз Абдуллаев

С другой стороны, она тоже дамочка не промах. Как толькоМихалыч приказал собираться, сразу вскочила и первой поспешила к машине. Мы всечетверо мужчин разместились на заднем сиденье. А Михалыч, который обычно сиделвпереди, теперь вполне галантно уступил место этой дамочке. Хотя какая онадамочка?

Скорее комиссар, в кожаной куртке и джинсах. Вернее, гибридкомиссара и современной ведущей на радио, которая говорит скороговоркой и куритбольше мужиков.

Скрибенко жил в бывшем доме партийных вождей. Есть такиедома, сосредоточенные в самых лучших местах Москвы, квартиры в них давалитолько в ЦК или в горкомах. Скрибенко успел получить квартиру еще до того, какначал рушиться их старый мир.

Внизу сидел вахтер. Раньше здесь наверняка дежурилисотрудники милиции, а сейчас остался старичок, который даже не спросил у нас,куда мы направляемся.

Четверо мужчин и одна женщина, похожая на мужчину,появившиеся здесь в столь раннее утро. Наверно, ему платили только за антураж,а охрана не входила в его обязанности. Мы оставили у автомобиля Хонинова. Онбывает нужен, когда надо произвести «активный» обыск и перепотрошить все дооснования.

Нужную квартиру мы нашли быстро, но на звонки долго никто неотвечал.

Мы уже хотели ломать замок, когда дверь открылась, и напороге появилась недовольная особа неопределенного возраста. Волосы торчали вразные стороны, темно-серый халат был накинут на плечи. Она открыла дверь, дажене испугавшись наличия стольких незнакомых мужчин, грубо поинтересовалась:

— Что вам нужно?

Видимо, она еще спала и мы вытащили ее из постели. Михалычвыступил вперед:

— Это квартира Скрибенко?

— А вы не знаете, куда явились рано утром? — презрительноспросила эта особа.

— Нам нужно просто все уточнить, — не собирался уступатьМихалыч, — вы его жена?

— Вы могли бы знать, что он давно в разводе. Я его сестра. Вчем дело?

— Довольно много неприятного, — спокойно ответил Михалыч, —вот мое удостоверение, к вам мы приехали за помощью.

— Что случилось с братом? — прищурилась эта особа.

— Он погиб, — честно сказал Михалыч, — выпал из окна.

Женщина отшатнулась, но, судя по всему, она быламужественным человеком. Повернувшись, она прошла в глубь квартиры, махнув намрукой. Это была большая квартира с некогда хорошо продуманной планировкой иультрасовременной отделкой, но сейчас квартира явно требовала ремонта. Женщинастояла у окна к нам спиной. Если она и плакала, то делала это сдержанно ибеззвучно. Мы молча ждали, когда она заговорит. Наконец она повернулась к нам.

— Что вам нужно?

— Мы должны посмотреть его вещи. Его личные вещи, — сказалМихалыч.

— Вы хотите обыскать квартиру? — поняла женщина.

— Да, — кивнул Михалыч.

— Понимаю, — ответила женщина. Она, видимо, действительновсе понимала, — там его комната, — показала она. — Вы привели эту молодуюособу, чтобы она обыскала и меня?

Журналистка даже поперхнулась, а мы, несмотря на трагизмситуации, весело переглянулись, представив эту сцену.

— Нет, — быстро ответил Михалыч. — Мы только хотели быпосмотреть личные вещи вашего брата.

— Да, конечно, — вздохнула женщина, — скажите, как он погиб?

— Я сказал вам правду. Он действительно выпал из окна пятогоэтажа, — Михалыч глядел ей в глаза, — я был рядом и не успел ему помешать. Онумер мгновенно.

— Почему он это сделал?

— Не знаю. Меня тоже очень волнует именно этот вопрос.

— Там его комната, вы можете посмотреть все, что ваминтересно. А рядом кабинет. — Она устало опустилась на стул.

— Бессонов, Петрашку, посмотрите там, — приказал Михалыч, —а мы с Никитой пройдем в кабинет. — В кабинет мы прошли вчетвером. И мы сталисмотреть лежавшие на столе бумаги и записи. Нужно признать, что его сестрадержалась мужественно. Она сидела в глубоком кресле молча, не произнося нислова.

Напротив сидела наша журналистка и тоже молчала.

Мы перебирали бумаги, пытаясь найти что-то, что нам поможет.Это называется легкая форма обыска. Так сказать, поверхностный осмотр. Но мыпроводим его тщательно, пытаясь обнаружить какую-нибудь причину страсти хозяинаквартиры к прыжкам из окна.

— Ваш брат работал в Кабинете Министров? — спрашиваетМихалыч.

— Работал, — кивает женщина, — работал, — повторяет она,словно только сейчас понимая, что случилось. Но Михалыч, чутко чувствуяситуацию, не дает ей раскиснуть.

— В каком отделе?

— В секретариате Кабинета Министров, — отвечает женщина, иМихалыч удивленно поднимает правую бровь. Это высшая степень удивления, и я ужезнаю, что остаток ночи, вернее, остаток утра мы не будем спать.

— Вы не знаете, чем он там занимался?

— Работал, — пожимает плечами женщина, — он был обычнымреферентом. Он ведь и раньше там работал, когда еще это ведомство называлосьСоветом Министров.

— И тоже в секретариате?

— Нет. В отделе административных органов. Нужно знатьМихалыча, чтобы оценить его взгляд, брошенный на меня. А потом на журналистку,сидящую в кресле. Она все запоминает, и видно, что ее зрачки вращаются, какзаписывающие бобины магнитофона. Я все больше убеждаюсь, что подполковникспециально взял ее с собой, чтобы гарантировать хороший скандал в том случае,если сегодняшнее расследование кто-нибудь попытается замять или спустить натормозах. Я начинаю просматривать книги в шкафу. У всех партийных чиновниковпривычный набор книг.

«Огоньковские» подписки семидесятых и восьмидесятых годов вполном объеме. Их тогда распределяли по специальным лимитам, и никто не мог получитьих, кроме сотрудников райкомов и других подобных инстанций. Я достаю однукнигу. Конечно, ее даже не открывали. Это Чехов. Признаюсь, я не большойлюбитель Чехова, но когда страницы даже не раскрыты, это неприятно. Словнородившийся мертвый ребенок. Эта книга могла доставить кому-то радость, сделатьчеловека немного лучше или добрее, а вместо этого была заключена в стекляннуюколбу шкафа и пылилась там до моего появления. В девяти из десяти случаев книгисобирали для престижа.

Впрочем, некоторые книги раскрывались и даже активночитались. Затертый Горький. Довольно потрепанный Толстой. Все-таки молодец этотСкрибенко. У меня мама была библиотекарем, и я научился если не любить, то хотябы ценить книги.

— А семья не жила вместе с ним? — спросил Михалыч.