Москва - Испания - Колыма. Из жизни радиста и зэка - Лев Хургес

Несмотря на то что прибытие «Хаиме» держалось в строгом секрете, встречать его вышел весь город. Вместе с линкором к нашему советскому коллективу добавились еще два советских товарища: капитан I-го ранга Грегорио (в миру – Николай Петрович Аннин, после возвращения из Испании попал в опалу) и советник линкора по артиллерии (считай, старший артиллерист) – Хуан Санчес (в миру – старший лейтенант Балтфлота Александр Петрович Лабудин; ныне контр-адмирал в отставке, проживает в Ленинграде[142]).

Грегорио квартировал в нашем доме, а Хуан Санчес жил на корабле. Особенно импозантен был Грегорио: почти двухметрового роста, соответствующей комплекции, весом центнера на полтора с гаком, с солидным брюшком, он на фоне сравнительно низкорослых испанцев выглядел великаном. Говорили, что до отъезда в Испанию он носил окладистую черную бороду и, обладая громоподобным басом, надо полагать, представлял из себя на мостике военного корабля весьма внушительную фигуру. Николай Петрович по своему характеру был весьма правдивым и прямолинейным человеком, и в дипломатическо-разведывательных тонкостях искушен не был, что позднее ему сильно навредило.

Уже после моего отъезда из Испании, в июне 1937 году, произошел так называемый «альмерийский инцидент», свидетелем всех этих событий я не был, а потому воспроизвожу все это по рассказу самого Аннина, с которым я встретился в Москве года за два до его смерти.

Надо сказать, что фашистский линейный крейсер «Канариас» сидел у нашего командования, особенно флотского, в печенках, и потопить этого пирата было заветной мечтой каждого моряка, а особенно летчика, потому что для летчика это была бы индивидуальная победа, и бесспорно, что звание Героя Советского Союза было бы ему обеспечено. Согласно решению лондонского Комитета по невмешательству в испанские дела, итало-германская эскадра осуществляла контроль побережья Испанской Республики. Обычно фашистские корабли держались в пределах положенной трехмильной зоны от берега, а если иногда ее и нарушали, то только в ночное время, чтобы под маркой «Канариаса» пострелять для практики по мирным жителям. Но поймать их на этом пока не могли: как говорится, не пойман – не вор.

Немецкая эскадра «по невмешательству» состояла из пяти кораблей: «Дойчланд», «Фатерлянд», «Эмден», «Адмирал граф Шпее» и «Адмирал граф Шеер».

В середине июня 1937 года один из советских летчиков, недавно прибывший из Союза, имея на борту не использованную во время предыдущей бомбежки 50-килограммовую бомбу, когда пролетал вдоль побережья Средиземного моря, заметил внизу военный корабль. Различить детали с большой высоты – дело нелегкое даже для опытного моряка-летчика, а этот и видал-то военные корабли только на картинках. Наслушавшись рассказов о кознях проклятого «Канариаса», он почему-то решил, что это именно он. Подлетел ближе – корабль (а это был осуществлявший свои «функции по невмешательству» немецкий крейсер «Дойчланд») по нему не стреляет, и решил, что у него есть шанс повалить медведя (своей 50-килограммовкой он мог причинить «Дойчланду» не больше вреда, чем настоящему медведю дробинкой «бекасинника»). Летчик сделал заход по всем правилам и сбросил на корабль свою бомбу. К сожалению, он попал прямо в палубу, на которой грелись на испанском солнышке немецкие моряки. Существенного вреда его пшикалка «Дойчланду» не причинила, но убила несколько десятков матросов, и летчик, решив, что если даже он «Канариаса» и не потопил, то достаточно сильно его повредил, отправился к себе на базу хвастаться «подвигом». Когда Гитлеру донесли, что республиканский самолет бомбил немецкий корабль, осуществлявший в законной трехмильной зоне свои функции по патрулированию побережья Республики, и убил при этом много немецких моряков, он пришел в ярость и дал приказ всей немецкой эскадре проучить «бандитов» – так немецкие фашисты называли законное правительство Испании. В те же сутки, около трех часов ночи, вся эскадра скрытно подошла к совершенно в то время беззащитной Альмерии (стоявший там ранее линкор – береговая батарея «Хаиме Примейро» – отсутствовал по причинам, о которых я еще расскажу) и в течение двух часов всей своей башенной и бортовой артиллерией обстреливала город, в котором не было никаких военных объектов. Пять кораблей, в среднем по тридцать стволов (6, 8 и 12 дюймов – калибры) на каждом, скорострельность – два-три залпа в минуту: с трудом можно представить, что делалось в городе! И все это внезапно, поздней ночью, когда все спали[143].

Неизвестно почему (надо полагать, что немцам была все же известна дислокация нашей резиденции), но наш дом не пострадал. Почти все наши люди в это время были в Валенсии и ужасов этой трагедии не видели.

Рано утром, буквально сразу же после окончания немецкой акции, Николай Петрович узнал о ней и тут же выехал в Альмерию. Когда он добрался туда, в городе еще полыхали пожары и вовсю шли спасательные работы. Подъехав к дому и убедившись, что он не пострадал, Аннин отправился в порт, где располагалось его хозяйство. Прибыв туда уже в сумерках, он смутно увидел силуэт какого-то корабля, стоявшего на рейде. Моряки рассказали Аннину, что это английский эсминец из Гибралтара, который должен был эвакуировать перед немецкой акцией английских граждан, проживавших в Альмерии. Эсминец немного опоздал и прибыл в Альмерию уже после обстрела, что же касается альмерийских английских подданных, то их, по-видимому, предупредили по другим каналам, и они успели смыться еще до начала обстрела, не предупредив своих испанских соседей. Но немцы еще оставили несколько плавучих мин на рейде, и вот на одну из них и напоролся английский эсминец из Гибралтара. Ему сильно разворотило корму, и капитан, чуя неизбежную гибель, приказал спустить шлюпки и отбыл со всей командой на берег – в город.

Невероятно, но факт: эсминец не затонул, а остался на плаву, даже покинутый всей командой. Аннин, подъехав к порту незадолго до рассвета, обнаружил этот факт. В его распоряжении была самоходная баржа и, собрав оказавшихся поблизости испанских моряков, он отправился к эсминцу. Объехали вокруг него – никто голоса не подает, флагов нет, предусмотрительные англичане успели перед эвакуацией снять и флаги. Поднялись на борт эсминца – никого нет.

По международному морскому закону, брошенный командой военный корабль является призом того государства, чьи поданные его спасли. Море под утро оказалось спокойным, и, под руководством Аннина, его морякам удалось каким-то образом подвести под пробоину пластырь и несколько изменить продольную центровку корабля, установив дифферент в нос, что существенно уменьшило поступление воды через пробоину и сделало возможным ее откачивание. С помощью самоходной баржи эсминец отбуксировали в порт и поставили у причала. Когда окончательно отдохнувшие на берегу англичане с удивлением увидели свой корабль в порту около стенки, командир эсминца явился к Аннину с заявлением, что этот эсминец находится в составе флота Его Величества. Николай Петрович, неплохо владевший английским языком, вежливо разъяснил капитану, что корабли Его Величества плавают по морям и океанам нашей планеты под флагом Его Величества и со своей командой, а лишившись того и другого, эти корабли становятся бесхозными и принадлежат тому государству, чьи подданные его спасли – то есть Испанской Республике.