Награда для Иуды - Андрей Троицкий

Санитар, заперев прозекторскую, нагнал его на полдороге, тронул за рукав. «Вы же сказали, что вы не родственник, а страховой агент», – Петр Сергеевич опустил взгляд, решив, что наболтал много лишнего, очень много, и сделал человеку больно. «Я соврал, – кивнул Мальгин. – Соврал, чтобы ты мне правду сказал. Потому что мне очень нужна правда». Санитар проводил гостя до калитки в воротах и отпихнул от себя руку посетителя, когда тот попытался сунуть деньги в карман халата.

Кто– то тормошил Мальгина за плечо. Значит, он все-таки задремал. Плотников присел на стул возле кровати.

– Собственно, я только на пять минут, – сказал он. – Обещал жене вернуться обратно. Сдуру.

– У тебя что-то важное?

Казалось, после короткого тяжелого сна, Мальгин устал еще сильнее, он никак не мог собраться с мыслями, испытывая тупую боль в затылке. Взял с тумбочки раскрытую сигаретную пачку. Если бы не голод, а Мальгин забыл, когда ел последний раз, и неурочный визит Плотникова, можно было запросто проспать целые сутки, даже двое. Но мучил не только голод, в душе родилось чувство опасности, тревожного ожидания. «Кажется, в самую пору задать самому себе какой-нибудь актуальный вопрос, – подумал Мальгин, прикуривая сигарету. – Например, доживу ли я до понедельника? И честно на него ответить. Шансы так себе, сомнительные».

– Я достал копии документов, которые могут тебя заинтересовать, – Плотников вытащил из портфеля стопку бумаг и положил их на тумбочку. – Попросил помочь приятеля из Комитета финансового мониторинга, то есть из финансовой разведки. Эти ребята контролируют движение капиталов, берут на заметку сомнительные сделки и финансовые операции. Ты сам во всем легко разберешься.

– Расскажи в двух словах, раз уж приехал.

– Суть такова: после того, как Барбера арестовали, фирма «Каменный мост» начала переводить в Прибалтику на адреса нескольких крошечных юридических фирм некоторые суммы. Фирмы якобы оказывали «Каменному мосту» юридическую поддержку и консалтинговые услуги. Деньги шли не слишком большие, чтобы не привлекать внимания фискальных органов. Ну, двадцать, сорок, пятьдесят тысяч. Но в конечном итоге, через год после ареста Барбера, набежало без малого два миллиона долларов. Все платежки подписывал Елисеев.

– Какая связь между этими переводами и арестом Барбера? Никакой. Это не я спрашиваю. Следователь спросит.

– Но это на первый взгляд, связь отсутствует. Но копни глубже. Наверняка, все фирмы зарегистрированы на подставных лиц по подложным документам. Здесь еще надо поработать, но версия перспективная. Другими словами, деньги, полученные Барбером в результате его афер, каким-то образом вернулись к Елисееву. Но он, не сообщив об этом акционерам, все слил на свои заграничные счета. «Каменный мост» никогда не привлекал иностранцев для аудита или юридической поддержки. А Елисеев просто воровал деньги.

– И только за этим ты приехал на ночь глядя? – Мальгин зевнул во всю глотку. – Воровал – и хрен с ним. Все твои новости протухли, я узнал об этом еще несколько часов назад. Когда поговорил с референтом Елисеева. Но за помощь спасибо.

Плотников не смог скрыть разочарования. Минуту он сидел молча, затем снова оживился.

– Но есть одна загадка: почему Елисеев отправил на кладбище своего родного брата, если знал, что там заложено взрывное устройство. Вот загадка не для средних умов.

– Ошибаешься. Загадки нет. Елисеев младший должен был оставаться на съемной квартире, держать связь и ждать нашего возвращения. Он дал слово старшему брату, что никуда не поедет. На кладбище должны были умереть: Барбер, сотрудник охранной службы Агапов, который много чего знал, и я. Но Елисееву младшему очень хотелось все увидеть самому. Он был начальник, я подчинился его приказу. И Елисеев поехал на встречу со смертью, наплевав на все обещания.

– И все-таки ты ничего не понял, – разрумянился Плотников. – Теперь с этими бумагами ты можешь отправляться в прокуратуру. Сначала Елисеев втемную использовал тебя, чтобы провернуть свои дела. А затем послал убийц по твоему следу, он знал, что рано или поздно ты докопаешься до истины. Будь уверен, ему присобачат несколько статей, в том числе мошенничество в особо крупных размерах и кое-что покруче. И посадят далеко и надолго. А тебе обеспечен оправдательный приговор, потому что следственные органы не смогут доказать твое участие в побеге Барбера из колонии. Дикун будет молчать, это в его интересах. Других фигурантов в деле просто нет.

– Никуда я не пойду, – покачал головой Мальгин. – Ни в прокуратуру, ни к ментам, ни к чертовой бабушке. Со времени нашей с тобой последней встречи много изменилось.

– Что бы там не изменилось, плевать. У тебя есть стопроцентная возможность выйти сухим из дерьма, в котором ты сейчас по уши. Я хочу тебя спасти, помочь… А ты отказываешься пальцем пошевелить.

– Сказал: никуда не пойду, – повторил Мальгин. – И не суетись попусту.

– Я спокоен. Только объясни, почему. Какие мотивы твоего решения?

– Хочешь услышать? Хорошо, я все объясню. Может, станет легче на душе. Но тебе придется задержаться здесь до утра, потому что это долгая история.

– У меня в запасе целая ночь.

Мальгин натянул майку, вытащил из пачки новую сигарету и начал рассказ о злоключениях последних дней и часов.

* * *

Утром, проснувшись ни свет, ни заря, Чумаков вышел из бывшей солдатской казармы, развел огонь на старом кострище, подстелив ватник, уселся на землю и засмолил сигарету. Сейчас даже не понять, проспал ли он за всю бесконечную ночью хоть пару часов в своем спальном мешке, разложенном не на железной койке, а на деревянном полу, или только промучался, так и не сумев забыться дремотой. С вечера Чума позволил себе стакан водки, но градус не брал, голова тяжелела. Нырнув в спальник, он беспокойно ворочался, глядел, как за окнами сгущается ночь, на небо из-за дальнего леса выплывает тонкий месяц. И слушал стоны Димы Чинцова. Временами все звуки затихали, наступала тишина, от которой звенело в ушах. Только где-то в лесу монотонно ухал филин.

В эти минуты Чуме начинало казаться, что молодой человек испустил последний дух, а спать рядом с покойником не велико удовольствие. Если парню кабздец, труп надо, ухватив за ноги, вытащить из барака и до утра бросить у порога казармы. Чума ужом выползал из спального мешка, нащупывал фонарик, оставленный на горке верхней одежды, но не зажигал его, то ли от страха, то ли экономил энергию батареек. Он искренне считал себя человеком не робкого десятка, но на этот раз в душе лопнула какая-то струнка или веревочка, на ней держалось все его мужество, которое теперь провалилось в трясину страха. Чувствуя, как по спине ползут мурашки, крупные, как отожравшиеся помойные тараканы, он осторожными шагами, пугаясь скрипа половиц, крался к молодому человеку.

В окна светил холодным светом горбатый месяц, посередине казармы, отбрасывая мрачную тень, стояла полуразвалившаяся печь из красного кирпича, похожая на падающее надгробье, готовое погрести под собой последнего живого человека. В этой чертовой печи охрипшим голосом умирающего младенца временами выл ветер. Чума останавливался возле ржавой железной койки. Пахло подгоревшим мясом, палеными тряпками, от этих запахов поташнивало, кружилась голова, мелко дрожали колени. Поверх жесткой сетки постелил свой второй спальник, на него и уложил обгоревшего, но еще живого парня. Чума наклонялся вперед и вслушивался, дышит ли Дима или уже того, отошел…