Assassin's Creed. Отверженный - Оливер Боуден
Шрифт:
Интервал:
Коннор выдвинул лезвие своего клинка и приставил к горлу Бенджамина.
– Еще раз спрашиваю: куда ты дел груз?
Бенджамин посмотрел на него и заморгал. Я думал, он ответит оскорблением или даже плюнет Коннору в лицо, но неожиданно он заговорил:
– Он на одном островке, ожидает отправки. Но у тебя нет на него никаких прав. Он не твой.
– Верно, не мой, – согласился Коннор. – Он предназначался тем людям, которые думают не только о себе. Которые сражаются и умирают, чтобы быть свободными от тирании таких, как ты.
Бенджамин печально усмехнулся:
– Не те ли это люди, что воюют мушкетами, отлитыми из британской стали? И не британскими ли бинтами они перевязывают свои раны? Как же хорошо они устроились – мы работаем, а они пожинают лавры.
– Ты плетешь небылицы, чтобы оправдать свои преступления. Словно ты невинная овечка, а они – воры, – возразил ему Коннор.
– Все зависит от точки зрения. В жизни нет ни одного пути, который честен, справедлив и никому не приносит вреда. Думаешь, у короны нет принципов? Нет права чувствовать себя преданной? Уж тебе ли этого не знать? Ты же не зря сражаешься с тамплиерами, которые считают свое дело справедливым. Вспомни мои слова, когда в следующий раз будешь утверждать, что только твой путь ведет к настоящему благу. Твои враги тебе возразят, и не без оснований.
– Может, ты сейчас и говоришь искренне, но это не делает твои слова правдивыми, – прошептал Коннор.
Он ударил Бенджамина клинком в сердце.
– Ты действовал правильно, – сказал я сыну, когда голова Бенджамина упала на грудь и кровь хлынула в воду, продолжавшую подниматься. – Его смерть на пользу нам обоим. Думаю, теперь тебе понадобится моя помощь, чтобы забрать с острова все, что украли Черч и его приспешники…
Я не видел его несколько месяцев, хотя, не скрою, часто думал о нем. Мои мысли крутились вокруг одного вопроса: есть ли надежда, что нам с Коннором удастся поладить? Я – тамплиер, чьи убеждения выковывались в горниле вероломства. Он – ассасин, порожденный жестокостью тамплиеров.
Когда-то давно, много лет назад, я мечтал объединить ордены ассасинов и тамплиеров. Но тогда я был значительно моложе и не чужд идеализма. Мир еще не успел показать мне свое истинное лицо – варварское, жестокое, безжалостное и неумолимое. В реальном мире не было места для подобных мечтаний.
И тем не менее он все-таки пришел ко мне. И хотя он не сказал ничего… ничего существенного, я вдруг подумал: не передался ли ему мой былой идеализм? И не потому ли он явился в мое нью-йоркское жилище? Он искал ответов или же хотел положить конец сомнениям, терзающим его душу?
Возможно, я ошибался. Возможно, им двигал не идеализм, а неуверенность и неопределенность, поселившиеся в его молодой душе.
Нью-Йорк по-прежнему находился под властью красномундирников. Их отряды можно было встретить на каждой улице. Прошло почти два года, но никто так до сих пор и не понес наказания за пожар, превративший город в унылое, закопченное поселение. Некоторые места Нью-Йорка и сейчас еще оставались незаселенными. В городе сохранялось военное положение, правление английской армии было жестким, что лишь взращивало недовольство и презрение жителей. Будучи сторонним наблюдателем, я внимательно приглядывался и к угрюмым, подавленным, притесняемым жителям Нью-Йорка, и ко все более звереющим и все менее управляемым английским солдатам. Мой взгляд был желчным, полным брезгливости, однако я продолжал усердно делать свое дело. Я помогал добиться победы в этой войне, положить конец оккупации, установить мир.
На улице у меня происходила встреча с моим осведомителем по кличке Дергун. Такое прозвище он получил за то, что постоянно дергал свой нос. Я изводил Дергуна расспросами, пытаясь вытянуть из него как можно больше сведений. И в самый разгар этой «пытки» увидел Коннора. Я продолжал слушать Дергуна, но уже вполуха. Меня теперь больше занимал Коннор. Какое дело могло у него быть к человеку, приказавшему, как он думал, убить его мать?
– Если мы намерены положить конец всему этому хаосу, то должны точно знать о замыслах лоялистов, – говорил я своему осведомителю.
Коннор прохаживался неподалеку и явно слышал наш разговор. Ну и пусть слушает.
– Я пытался, – твердил Дергун, раздувая ноздри и искоса поглядывая в сторону Коннора, – но солдатам теперь ничего не сообщают. Только велят ждать приказов сверху.
– Продолжай разнюхивать. Когда узнаешь что-то по-настоящему ценное, разыщи меня.
Дергун кивнул и быстро исчез, растворившись в толпе. Я набрал побольше воздуха в легкие и неспешно выдыхал, разглядывая Коннора. Некоторое время мы просто смотрели друг на друга. Его костюм ассасина не слишком вязался с длинными черными волосами и глазами, пронизывающими насквозь, – глазами Дзио. «Что скрывают эти глаза?» – не раз думал я.
У нас над головой устроилась стайка птиц. Облюбовав карниз дома, они расселись там, громко щебеча. Английские патрульные, ехавшие в повозке, остановились и развалились на сиденьях, глазея на прачек, идущих мимо. Они делали женщинам непристойные предложения, а на каждый неодобрительный взгляд прохожих, брошенный в их сторону, угрожающе поигрывали эфесами мечей.
Я взял Коннора за руку и повел подальше от красномундирников.
– Мы совсем близки к победе, – говорил я ему. – Еще несколько продуманных, своевременных атак, и мы прекратим гражданскую войну и освободимся от британского владычества.
Коннор улыбнулся уголками губ. Похоже, он был доволен услышанным.
– Ты что-то задумал? – спросил он.
– Пока что ничего, раз мы вынуждены работать в кромешной тьме.
– А я-то думал, у тамплиеров повсюду есть свои глаза и уши, – сказал он с оттенком бесстрастного юмора.
Такая же манера была у его матери.
– Когда-то были, пока ты не начал их вырезать.
Он улыбнулся:
– Твой осведомитель говорил о приказах сверху. Вот тебе и точная подсказка, что́ надо делать. Нам нужно поймать остальных лоялистских командиров.
– Солдаты подчиняются егерским подразделениям, – сказал я. – Те – непосредственно командирам. Это значит… мы должны подняться по цепи до самого верха.
Мы отошли не слишком далеко от повозки патрульных. Те продолжали отпускать непристойные шуточки, позоря свои мундиры, британский флаг и короля Георга. Егерские подразделения были связующим звеном между верхушкой британской армии и простыми солдатами. Помимо этого, они держали всю эту солдатню хоть в каких-то рамках и старались не усугублять и без того враждебное отношение горожан к красномундирникам. Однако егеря редко показывались на улицах. Только в случае чрезвычайных происшествий. Например, когда убивали английского солдата. Или двоих.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!