Роковое зелье - Елена Арсеньева

Каскос возмущенно фыркнул. Нет, он был не так глуп, чтобыожидать, что туземка начнет беседовать на чистейшем кастильском наречии[33]. Но она хотя бы могла выразить свои мыслипо-французски, как принято во всем цивилизованном мире, так нет же – что-тотвердила с невероятной скоростью на этом своем московитском, а вернее –тарабарском наречии, совершенно непостижимом для нормального человека,изъясняющегося на нормальном языке!

Но хотя Господь не дал Каскосу постигнуть смысл этогоразговора, зрением он посольского секретаря все же не обделил, и кое-какиевыводы из увиденного Хуан мог сделать. Похоже было, что наши любовникипоссорились. По всему видно, речь шла об измене, в которой девушка уличилакрасавчика Хорхе. Она со страдальческим лицом что-то говорила, а Монтойя вдругзамкнулся в каменном молчании – однако немедленно оживился, когда девушкавынула из складок платья и протянула Хорхе какую-то вещицу.

Тот схватил ее с таким видом, словно это был сосуд с частицеймощей вышеупомянутого Иакова Компостельского, и благоговейно принялсярассматривать, словно не верил своим глазам. Таким образом, получил возможностьрассмотреть эту вещицу и Каскос. Это и впрямь был сосуд – вернее, сосудец:маленький розовый флакончик с золотой крышечкой. Благодаря милому другу Иакову,любителю подобных изящных вещиц, в коих он хранил свои любимые духи, Каскостоже стал знатоком изысканных поделок, поэтому он сразу понял: флакончикпредставляет собой нечто очень ценное. Неудивительно, что у дона Хорхе глазазагорелись при виде его. Схватив флакончик, он словно бы забыл обо всем насвете, в том числе и о своей любовнице: смотрел да смотрел на дорогую игрушку,не в силах оторваться от ее созерцания, а потом начал заботливо запрятывать в левыйвнутренний карман камзола. Девушка же воспользовалась этим мгновением, чтобыисчезнуть.

Да-да. Бросив на дона Хорхе прощальный взгляд, в которомогонь откровенной страсти причудливо мешался с водой (в том смысле, что из глазкрасотки ручьями лились слезы), она выскользнула за дверь. Дон Хорхе очнулся отсвоего забытья и кинулся было за ней, но, поскольку вскоре воротился весьмаудрученный, Каскос мог сделать вывод, что Монтойя свою подругу не догнал. Аможет быть, и догнал, но она бросила ему на прощание что-то такое, от чего онокончательно приуныл и оставил все попытки примирения. Постояв немного у окнаи, как можно было понять, проводив убегавшую девушку взглядом, он устало,словно обремененный непосильной ношею, вернулся к камину, упал в кресло и неподвижноуставился на огонь, сжимая в руке розовый флакончик.

Ну, разглядывать унылый профиль дона Хорхе у Каскоса не былоникакого интереса. Вовек бы его не видеть, распутника жестокосердного! Правослово, если бы Каскос мог испытывать жалость к существу низшего женского пола,он пожалел бы девицу, побывавшую нынче в посольстве. Уж очень она убивалась. Адля этого красавца вещь, которую он держит в руках (прощальный подарокотвергнутой любовницы, надо полагать!), дороже всех ее слез. Непременно,непременно надо поведать эту душераздирающую историю де Лириа!

Каскос закрыл «глазок», поправил портрет королевы и подошелк окну, уверенный, что увидит, как стражник задерживает непрошеную гостью.Однако этой дерзкой особе опять повезло! Просто поразительно, как заботиласьсудьба о том, чтобы девица могла незамеченной проникнуть в посольство ипокинуть его. В ворота опять въезжала карета, под прикрытием которой девицавыскользнула из ворот и бросилась бежать так, словно за ней гнались!

Конечно, никто не собирался за ней гнаться, даже Каскосперестал провожать ее взглядом, потому что узнал карету. Вернулся герцог! Незастал Остермана дома, поэтому воротился так быстро? Или произошло что-тонастолько серьезное, что герцогу потребовалось немедленно обсудить ситуацию сосвоими людьми?

Каскос бросился к двери. Первым сердечного друга встретитон, именно он! Выслушает московские новости, успокоит его, а уж потом выберетудобное мгновение, чтобы поведать де Лириа посольские новости.

«Ваше преосвященство, у нас поразительного свойства новость!Император неожиданно воротился в Москву, остановился в Немецкой слободе, вЛефортовском дворце, собрал членов Верховного совета, знатнейших сановников, духовных,военных и гражданских, и объявил, что намерен вступить в брак со старшейдочерью князя Алексея Григорьевича Долгорукого, княжной Екатериной.

Событие в своем роде не новость, этого давно и с некоторойбоязнью все ожидали, однако в браке молодого, не достигшего еще дажешестнадцатилетнего возраста государя все ясно видят нечестную проделку; всепонимают, что Долгорукие, пользуясь маломыслием царя, слишком юного, и необращая внимания на последствия, спешат преждевременно связать его узамисвойства со своей фамилией, с тем расчетом, что уз этих, при неразрывностибрака, предписываемой ортодоксальной церковью, невозможно будет расторгнуть.Однако умные люди понимают, что расчет Долгоруких не вполне верен; принеограниченном самодержавии царей никакие церковные законы не были сильны: обэтом свидетельствовали неоднократные примеры в русской истории, да и запримерами такими не нужно пускаться памятью в отдаленные века – ведь еще живапервая супруга Петра Великого, Евдокия Лопухина, внуком своим освобожденная отдолгого, тяжелого заключения, и Петр Второй вполне может пойти в этом по следамсвоего деда. Ходят такие речи среди русских вельмож: «Шаг смелый, да опасный.Царь молод, но скоро вырастет: тогда поймет многое, чего теперь не домекает».Конечно, говорят об этом лишь между собой.

Мы с графом Вратиславом уже посылали ко князю АлексеюГригорьевичу и фавориту просить дозволения поздравить их. Они отвечали нам слюбезностью, что мы можем приехать. Третьего дня возвратилась с богомольяпринцесса Елизавета и тотчас же отправилась поцеловать руку будущей государыне.Каково это при ее непомерной гордыне? Ну что же, очевидно, судьба этойпринцессы – смирение и забвение. По слухам, даже княгиня Прасковья Юрьевна,мать княжны Екатерины, называет ее «ваше высочество» и встает при ее входе.

Обручение назначено на конец сего месяца.