Лазарь - Ларс Кеплер

Именно так действовал Юрек.

Йона перешел к другому стулу, открыл окошко зоны номер один, осмотреть старый жилой дом и узкую подъездную дорогу. Не успел он взять бинокль, как заметил прыгающий свет.

– Машина, – объявил он.

Ринус стал проверять другие зоны, а Люми, не говоря ни слова, вставила пять патронов в снайперскую винтовку и передала ее Йоне.

Он быстро прикрутил прицел, выставил дуло в окно и стал наблюдать за машиной, приближавшейся по узкой дороге. Фары прыгали – машина попадала в выбоины на асфальте. За лобовым стеклом виднелось не меньше двух человек.

– Двое, – сказал Йона. – Остановились перед шлагбаумом.

Фары освещали дорогу до самого дома. Дверца открылась, и из машины вылезла женщина. Она огляделась, перешагнула канаву и отошла на выгон. Там она расстегнула джинсы, спустила их вместе с трусами и присела, широко расставив ноги.

– Просто остановились пописать, – констатировал Йона.

Он опустил ружье и снял прицел, однако не спускал глаз с приезжих.

Второй человек оставался в машине. Свет с приборной панели падал на кончик носа и брови.

Женщина поднялась и, застегивая джинсы, направилась к машине. На земле остался клочок туалетной бумаги.

Люми что-то буркнула и пошла на кухню. Йона не спускал глаз с машины, которая пятилась задним ходом.

Когда свет фар исчез из виду, он вынул из винтовки патроны и отложил ее в сторону.

Пройдя через комнату, он отодвинул занавеску, миновал лестницу и вошел на кухню. Люми стояла перед шумящей микроволновой печью. Печь пискнула и замолчала. Люми открыла дверцу, достала кружку с дымящейся лапшой и поставила на стол.

– Ты права, – сказал Йона. – Я боюсь Юрека. Боюсь потерять тебя, и именно этим он пользуется…Я считал, что единственный способ защитить тебя – это исчезнуть, затаиться… сама понимаешь.

– Папа, я только хотела сказать, что все это не может продолжаться вечно. – Люми села за стол.

– Знаю. Понимаю. Но если ты согласна побыть здесь еще немного, я вернусь в Швецию и встречусь с Юреком лицом к лицу.

– Почему ты так говоришь? – Люми пыталась не расплакаться.

– Я готов признать, что все пошло наперекосяк. Я думал, что Сага и Натан сумеют быстро выследить Юрека… Он сейчас активен, у полиции все материалы, доступ к ресурсам, но… понятия не имею, почему все не так, как я надеялся.

– Что ты собираешься делать?

– Не знаю. Знаю только, что этого мне не избежать. Остановить Юрека – мое дело.

– Нет.

Йона посмотрел на дочь: печальный рот, глаза опущены, рука обхватила кружку с дымящейся лапшой, палочки для еды на столе.

– Все будет хорошо, – тихо пообещал он и вернулся на наблюдательный пункт за занавеской.

Ринус передвинул свой стул к зоне номер три. Опустив бинокль, он выслушал новый план Йоны и по-ринусовски хмуро заметил:

– После моей выучки ты не пропадешь.

– Если после всего ты еще ждешь меня в гости, я с удовольствием навещу вас с Патриком весной.

– Только тебе придется смириться с тем, что он станет дразнить тебя Tom of Finland[25], – предупредил Ринус, и в первый раз за несколько дней у него на лице мелькнул проблеск улыбки.

* * *

Уже в сумерках Люми проводила Йону до машины. Узкая асфальтовая дорога за шлагбаумом серебряной нитью протянулась через мокрое поле.

Оба поглядывали в сторону шоссе.

Над полями висел легкий парус тумана.

Йона намеревался вернуться на юг Франции, сесть на первый же самолет до Швеции и вернуться в Стокгольм как можно скорее, чтобы не раскрыть убежища.

Оба знали, что Йоне пора отправляться в дорогу. Люми стояла бледная, кончик носа покраснел.

– Папа, прости, что я так ужасно себя вела.

– Ничего ужасного, – улыбнулся Йона.

– Нет, ужасно.

– Ты была права и верно сделала, что не сдалась.

– Я же не хотела сказать, что тебе надо ехать прямо сейчас. Мы вполне можем скрываться здесь еще какое-то время. – Люми проглотила комок.

Йона вытер ей щеки.

– Не горюй, все будет хорошо.

– Нет, не будет.

– Люми.

– Давай останемся, папочка, мы… – Голос Люми дрогнул, и прорвались слезы.

Йона обнял дочь, и она крепко обхватила его.

– Я больше не могу!

– Люми, – прошептал Йона ей в волосы, – я люблю тебя больше всего на свете, я горжусь тобой. Все, чего мне хочется, – это быть частью твоей жизни. Но сейчас я должен уехать.

Он держал дочь в объятиях, пока она не перестала плакать и не задышала спокойнее.

– Я люблю тебя, папа, – всхлипывая, проговорила Люми.

Когда они наконец расцепили руки, вернулась неизбежная реальность – узкая дорога и ждущая у шлагбаума машина.

Люми высморкалась и сунула носовой платок в карман. Улыбнулась, пытаясь собраться. От дыхания в воздухе висели облачка пара.

– Если что-то пойдет не так – помни, ты ни в чем не виновата, вообще ни в чем, – сказал Йона. – Ты не можешь нести ответственность за мой выбор. Я уезжаю потому, что считаю, что это единственный выход.

Люми кивнула. Йона открыл дверцу машины.

– Возвращайся ко мне, – тихо сказала Люми.

Йона взглянул ей в глаза и сел в машину.

Заурчал мотор, и задние фары окрасили асфальт под ногами Люми красным.

Люми стояла, прижав руку ко рту, и смотрела отцу вслед.

Машина исчезла вдали.

Когда она скрылась из виду, Люми закрыла шлагбаум, вставила ржавый гвоздь на место и зашагала назад, к сараю.

Сабрина Шёвалль знала свое дело и была в курсе ситуации, но все равно не до конца понимала, почему отдел защиты свидетелей счел угрозу маленькой Пеллерине Бауэр столь серьезной, что других мер безопасности, по мнению отдела, оказалось недостаточно.

Особый – и самый важный – пункт программы защиты свидетелей гласит: адрес квартиры-убежища должен оставаться строго засекреченным.

Место, где жила сейчас девочка, не упоминалось ни в каких базах данных, ни в каких отчетах. Адрес был известен лишь полицейским, принимавшим участие в операции.

Квартира на девятом этаже состояла из пяти комнат и кухни. Конечно, для одного ребенка она была излишне большой, но иногда здесь укрывались целые семьи.