Путешествия англичанина в поисках России - Николас Бетелл

дневниках, что в трагедии виновен Сталин. Почему же не признать это публично теперь, когда война давно закончилась и необходимость во лжи отпала?

Польша много выстрадала и мало была вознаграждена. За шесть военных лет 20 процентов ее населения, в том числе 90 процентов от трех миллионов евреев, проживавших на территории страны, погибли от рук нацистов. В 1945 году пришла долгожданная победа, но беды Польши только начинались. Сталин решил, что для создания буферной зоны вокруг СССР ему нужна дружественно настроенная Польша. Поэтому он оставил на освобожденной территории мощный военный гарнизон и навязал стране коммунистическое правительство. По итогам Крымской конференции 1945 года Польша отошла под контроль СССР. Это означало смену одной оккупации на другую.

Печальная судьба Польши тронула меня не только вопиющей несправедливостью, но и оттого, что Англия и США легко позволили этой несправедливости свершиться. С первых дней войны Польша была союзником Англии, ее правительство в изгнании обосновалось в Лондоне. Польские солдаты сражались в Италии на полях Монте-Кассино, польские летчики вместе с британскими охраняли небо над Англией. Они не получили никаких наград, кроме возможности остаться в Великобритании на правах беженцев. В Ялте Сталин пообещал провести в Польше свободные выборы. Они состоялись в январе 1947, но были организованы коммунистами и были обречены на выгодный им результат.

Владислав Гомулка пришел к власти на волне антисталинистских настроений, возникших в 1956 году. Будучи убежденным коммунистом, он все-таки пошел ради своего народа на определенные уступки, которых не знали жители других соцстран. Он ограничил власть секретных служб, терпимо относился к частной собственности на землю и свободе слова, правда, не в ее письменном выражении. Поляки имели доступ к зарубежной валюте, например, через родственников, и спокойно ездили за границу. Но всего этого было слишком мало, и тот, кто был «в первую очередь поляком, а во вторую коммунистом», продолжал линию Москвы по отношению к Катыни, называя это преступление «провокацией, организованной Геббельсом».

После событий 1956 года памятники Сталину исчезли из польских городов, секретные службы присмирели, и была разрешена ограниченная свобода слова. Но ни Польша, ни Советский Союз так и не признали Сталина виновным в преступлении против польского народа в 1940 году. Правда появилась на бумаге лишь в Москве на самом высоком уровне. 3 марта 1959 года тогдашний председатель КГБ Александр Шелепин под грифом «Совершенно секретно» доложил Хрущеву, что в КГБ есть личные дела и другие материалы, датированные 1940 годом, свидетельствующие о расстреле интернированных и находившихся в заключении офицеров, жандармов, полицейских, помещиков и других лиц бывшей буржуазной Польши. Из документов следовало, что всего по решению «троек» органами НКВД были расстреляны 21 857 человек: 4 421 в Катынском лесу (Смоленская область), 3 820 из Старобельского лагеря под Харьковом, 6 311 из Осташковского лагеря возле Калинина и 7 305 из других лагерей и тюрем на территориях Западной Украины и Западной Белоруссии.

В своем письме Шелепин ссылался на приказ Сталина от марта 1940 года о массовом расстреле и задавал вопрос, что делать с личными делами 21 857 человек. Он указывал, что эти дела не представляли оперативного или исторического интереса ни для СССР, ни «для польских друзей». Напротив, считал Шелепин, если открыть правду об этой операции, то могут возникнуть непредвиденные обстоятельства, которые принесут нежелательные последствия. Шелепин просил у Хрущева разрешения уничтожить личные дела расстрелянных. И он его получил.

Много лет я чувствовал необходимость рассказать правду о Катыни. Меня приводило в ярость, что Советы упорно отказывались признать свою вину за содеянное в 1940 году, а англичане по-прежнему поддерживали советскую версию. Почему убийцы поляков остались безнаказанными? Почему министерство иностранных дел Великобритании через десятилетия после окончания войны продолжало покрывать виновных? И я дал себе клятву сделать все, что в моих силах, чтобы истина открылась.

В 1972 году я обнаружил в Государственном архиве донесение О’Малли и основные документы, касающиеся событий в Катыни. На основе этих документов я написал обстоятельную статью для «Санди таймс»[103], которая стала первым пробным камнем для «вентилирования» вопроса о признании Британией вины Советов. В статье я призывал беспристрастно рассмотреть факты, что, возможно, «вызовет боль», но зато «приведет к заживлению раны». Я был убежден, что примирение поляков и русских невозможно до тех пор, пока СССР не признает свою вину, и что долгом Британии является отказ от советской версии.

В апреле 1972 года, готовя статью к публикации, я написал Антони Идену (лорду Эйвону), напомнил его слова в палате общин в 1943 году, когда он говорил одно, а думал совсем другое, и попросил, если это возможно, прокомментировать их теперь. В мае Иден прислал мне довольно уклончивый ответ: «Какими бы ужасными ни были события в Катыни, я полностью согласен с мнением лорда Абердира». Его убеждение в том, что «меньше скажешь — легче помиришься», с 1943 года так и осталось неизменным. Я же на страницах «Санди таймс» высказал иное мнение: чем дольше скрывать правду о Катыни, тем сильнее будет гноиться рана.

Мемориал

После публикации моей статьи со ссылками на документы из Государственного архива польскую общину в Лондоне охватило возмущение. Поляки начали сбор средств, чтобы увековечить память жертв массового убийства, и к 1974 году у них набралась необходимая сумма. Нашли и место для мемориала: двор у церкви св. Луки в лондонском районе Челси. Но тут поляки столкнулись с бюрократическими препонами.

Британские власти запретили полякам ставить памятник в честь погибших родственников. Англиканская церковь тоже выразила протест, и к нему присоединились местные общественные организации. Выступая в Церковном апелляционном суде, представитель лондонского епископа Джордж Ньюсом выступил против предоставления полякам участка для памятника, поскольку это «не было согласовано с церковными властями». Волновало его и то, что на мемориале предполагалось указать дату «1940», а это могло рассматриваться как признание вины Советов «без предоставления обвиняемым возможности оправдаться».

Пламенный защитник поляков Луи Фитцгиббон незамедлительно обвинил англиканскую церковь в том, что она «поступает как Понтий Пилат», однако церковный протест поддержали местные жители. Они заявили, что «церковный дворик является уютным местом, где люди любят отдыхать». Обелиск, отмечали они, будет бросать тень на это место как в прямом, так и в переносном смысле. Джон Хейуард, архидиакон Мидлсекса, тоже выступил против установки обелиска, мотивируя тем, что памятник будет напоминать «указующий перст, взывающий к отмщению». А когда начнется массовое паломничество поляков к мемориалу, то «они вытопчут клумбы, повредят дорожки и газоны».

Полякам вновь дали понять, какое ничтожное значение имел для Англии вклад их страны в