Пожарский - Дмитрий Володихин

Фидарет Никитич скончался осенью 1633 года.

Смерть этого выдающегося государственного деятеля быстро дезорганизовала военно-политический механизм державы.

Шейн под Смоленском на протяжении многих месяцев отчаянно дрался с поляками, просил подкреплений, требовал подвоза съестных припасов. А в Москве не торопились: строптив был Шейн, и когда над головами вельмож, ему не симпатизировавших, исчезла тяжкая рука Филарета, они стали, посмеиваясь, игнорировать первостепенные нужды смоленской армии. Многочисленные наемники оказались ненадежным воинством: дрались между собой, переходили к неприятелю… Пали Дорогобуж и Валуйка. Голодные дворяне, как в годы Смуты, начали разъезжаться по домам. Набеги татар, спровоцированные польским правительством, усилили дезертирство: люди уходили спасать свои города, свои волости. Армия Шейна таяла, таяла…

Месяц за месяцем Михаил Борисович бился с поляками насмерть, не имея надежного тыла, и в финале всё дело смоленской осады рухнуло. Февраль 1634 года — уход из-под Смоленска.

Зачем же казнили воеводу, показавшего упорство, героизм, активный стиль руководства? Его фактически бросили на произвол судьбы, так в чём он виноват?!

Шейна лишили жизни, спасая династию: опасались, как бы не закачался престол под Михаилом Федоровичем, вот и приняли столь несправедливую, столь устрашающую меру.

Страшно. Печально. Некрасиво.

Пожарского все-таки призвали на воинскую службу.

Осенью 1633 года, когда под Смоленском дела пошли худо, правительство начало формировать новую армию. Первым воеводой назначался князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский, вторым всё же уговорили пойти Пожарского. Неюный полководец вынул тяжкий меч из ножен…

17 ноября им приказали выйти к Можайску[375].

Как видно, правительство надеялось: победит Пожарский или не победит, но одно его присутствие ободрит русское воинство. Старые служильцы знали — раз Дмитрий Михайлович с армией, армия не отступит. А значит, дело пойдет на лад.

Князь бы и двинулся в битву… Вот только армия никак не собиралась.

Полки Черкасского и Пожарского стояли у Можайска, не трогаясь вперед. Набор людей шел с необыкновенной медленностью. У страны не хватало бойцов, у правительства — организационной воли.

Январь 1634 года, Шейн близок к поражению, а под Можайском счет ратников идет на сотни…

Февраль 1634 года, Шейн начал переговоры с поляками о выводе армии из-под Смоленска, а у Черкасского с Пожарским под рукой — 3000–5000 бойцов, набранных судорожными усилиями правительства.

Тем, кто всё же встал под знамена, из Москвы не давали приказа идти Шейну на выручку. Более того, их не торопились обеспечивать всем необходимым. Обнищалые дворяне кормились грабежами местного населения. Воеводам едва удавалось держать их в узде. Вторая русская армия топталась на месте, ничуть не помогая гибнущему Шейну, и от нее происходила лишь одна польза: Владислав знал, что перед Москвой выставлен заслон, броском до русской столицы ему не дойти.

Мог ли удар этих сил спасти положение под Смоленском?

Трудно сказать. Поляки о них знали, неожиданности бы не получилось, но ведь армия Владислава и сама тяжело пережила зиму… Польские авангардные части, обойдя Смоленск, вышли к Можайскому рубежу. Наткнувшись на русские полки Черкасского с Пожарским, они после нескольких стычек не решились идти на прорыв.

С другой стороны, Шейн уже был до крайности ослаблен. Отправившись спасать его, воеводы могли напрасно положить свои немноголюдные полки.

Исход гипотетического наступления Черкасского выглядел непредсказуемо…

Царь, наконец, отправил запрос Черкасскому: можете ли наступать? Тот ответил положительно. Но вскоре сообщил государю: наступать уже поздно, Шейн проиграл.

Смоленская неудача сказалась бы горше, кабы не упорство Шейна и не присутствие хоть какой-то военной силы под Можайском.

Поляки устали. Поляки потеряли немало своих бойцов, сражаясь с Шейным. Поляки поистратились. Поляки, наконец, страшно охолодали от февральских морозов. Владислав двинулся было вперед, да застрял под крепостью Белой. Гарнизон ее храбро бился. Вражеских бойцов укладывали огнем со стен, секли на вылазках. Воевода, князь Федор Федорович Волконский, проявлял твердость в переговорах, отвергая предложения сдаться.

Ситуация стала переворачиваться зеркальным образом. Белая могла стать для Владислава тем, чем Смоленск стал для Шейна. В польском тылу набухла турецкая угроза, как в русском набухала татарская. Ослабленная королевская армия могла в любой момент подвергнуться нападению русской силы с фланга, из-под Можайска. Потери росли, успех отдалялся.

Черкасскому с Пожарским пришла пора наносить удар, не так ли?

Но кем?!

Можайские полки по-прежнему заметно уступали войскам Владислава в численности.

Между тем воеводам добавилось забот. Пространство между Калугой, Можайском и Смоленском наполнилось казачьими шайками — как во времена недоброй памяти Смутного времени. Ратникам Черкасского и Пожарского приходилось заниматься тем, что сейчас назвали бы «ликвидацией бандформирований».

Войско сильно дезорганизовала долгая бездеятельная стоянка у Можайска, а еще того больше — голод, неустройство. В марте город страшно пострадал от пожара, сгорели склады с припасами. Пожарский криком кричал в донесениях Михаилу Федоровичу: «Ноне я… на твоей государевой службе и с людишки помираю голодною смертью — ни занять, ни купить!»[376] Армия получила немного сухарей. Как видно, их не хватало. Пожарский завел кабаки, чтоб хоть так поддерживать «ратных людей» продовольствием. О выгоде для него лично и речи быть не может: князь истратил целое состояние, обеспечивая доставку припасов к Шейну.

Фураж добыть оказалось в принципе неоткуда. Дворяне сетовали: «Промыслу над литовскими людьми нет, а проелись конским кормом не у службы».[377]

Голодные весенние месяцы: запасы, сделанные осенью, исчерпаны, до нового урожая далеко. Ни грибов, ни ягод. Слякоть.

Холода. Распутица. Если бы Можайская армия двинулась на поляков, то произошло бы сражение полумертвых от голода людей с полумертвыми от голода людьми.

На фоне обоюдной немощи Владислав запросил Москву о переговорах…

Летом 1634 года можайская армия вернулась в Москву.

Смоленская война окончилась Поляновским миром. По условиям мирного договора Россия вернула Серпейск, а Владислав навсегда отказался от претензий на русский престол, но удачным финал масштабного вооруженного противоборства не назовешь. Смоленск остался за Речью Посполитой. Прочие города, занятые русскими полками, пришлось вернуть неприятелю. А главное, стратегический результат войны не оправдал возлагавшихся на нее упований: огромный расход казенных средств, немалые людские потери, а главные задачи не решены!