Зона обетованная - Александр Федорович Косенков

неосторожность осторожного Омельченко очень меня удивила. Я мог вернуться не один. А то и вовсе не вернуться. Да и в планах наших никакого возвращения пока не значилось. И, тем не менее, записка лежала на столе, придавленная от возможного сквозняка кружкой с еще теплым чаем. Чай, судя по всему, был налит из термоса, а то, что он еще не остыл, подсказало, что Омельченко написал свое послание совсем недавно.

«Наблюдал кино с самого начала. Узнал старых знакомых. Зря я тебя потянул в это дело. Буду управляться сам. Если не получится, скажи моей Надехе – хотел как лучше. Подавайся назад в свой институт. Работать все одно не дадут, а то и вовсе. Сам понимаешь. Наука твоя тут ни при чем. Тут такая наука, от которой черти загнутся. Извиняй за хреновый почерк – спешу, темно и нервы ни к черту. Желаю успехов в другом месте на пять с плюсом. Будем живы, еще встретимся. Жму лапу. Петро».

Я решил не терять времени. Неизвестно, какое совещание проводится сейчас на том злосчастном пятачке. Не передумает ли «подполковник», предоставивший мне временную свободу? По моему далекому от криминальных тонкостей соображению, оставлять меня и окружающую местность совсем без присмотра с их стороны просто глупо. Это, конечно, если Омельченко их главная цель. А если нет? Как бы то ни было, смываться надо немедленно. Исчезнуть до появления возможного присмотра и попытаться догнать Омельченко. Лишь бы они не поручили наблюдение за мной своему великолепно натасканному псу. Тогда шансов у меня ноль. Если только… Я нащупал спрятанный под курткой пистолет и закинул на плечо ружье. Стрелять в безоружного пса я, пожалуй, не смогу. Разве только кинется на меня. Хотя такой вряд ли будет кидаться. Не то воспитание. В общем, надо исчезать, пока не поздно. И тут же услышал торопливые шаги и тяжелое дыхание бегущего человека. Все, не успел!

Я ожидал увидеть кого угодно, только не Рыжего. Он запаленно уставился на меня, зашел внутрь и тяжело плюхнулся на единственный оставшийся у стола ящик. Единственное, что сначала пришло мне в голову:

– Сбежал?

– Хотел бы посмотреть при наличии Юкона. Тот еще зверюга. Легче сразу на все условия без права переписки.

– Отправили сюда с прежним заданием?

– Ну. Глаз велено не спускать.

– Флаг в руки. Я как раз отправляюсь в дальнюю дорогу. Помешать мне ты при всем желании не сможешь. Так что располагайся, отдыхай. Ночка у тебя нелегкая была. За мной ты не угонишься, даже если очень будешь стараться. Смирись, дальше уже не твоя роль.

– Зря вы так, Алексей Юрьевич. Я, конечно, благодарен, что замолвили. Только тут теперь, как мне кажется, игра куда серьезней пошла, чем на три пуда желтяка. Это нам на нашу бедность большие деньжищи, а кто-то и нагибаться не захочет. Я тут по случайности такое услыхал…

– Как-нибудь при встрече поговорим на эту тему, – отмахнулся я и сделал шаг к двери.

– Дурак, – с какой-то почти отцовской интонацией сказал Рыжий. – О тебе беспокоюсь.

– Спасибо, – сказал я, переступая порог, и тут же понял, что мои худшие опасения обозначились вполне наглядно. В нескольких шагах от меня сидел великолепный Юкон. Я сделал шаг – пес поднялся и зарычал. Задание – «не пускать меня дальше порога» было совершенно очевидным. Надо срочно решаться на что-то. Если я пойду и он кинется на меня, не исключено, что победа останется за ним, несмотря на мое достаточно серьезное вооружение и неплохую физическую подготовку. И все-таки я сделал шаг вперед. Пес тоже подался вперед и остановился почти вплотную ко мне, оскалив клыки и придав своему рычанию более угрожающий характер.

– Все-таки нам придется разойтись. Лучше мирно и в разные стороны, – как можно тверже сказал я. Шагнул назад, и ружье соскользнуло с моего плеча в руку. Видит Бог, я не собрался стрелять. Хотел только ударами приклада отогнать не в меру бдительного стража. Пес в прыжке вцепился в руку, державшую ружье, лишая меня возможности оказать хоть какое-то серьезное сопротивление. И тут произошло нечто настолько неожиданное, что я смог прийти в себя лишь минуту спустя, замерев в неподвижности и пораженно наблюдая за происходящим.

Стремительная серая тень буквально вылетела из-за груды камней. В высоком прыжке сбила вцепившегося в меня Юкона. Два рычащих тела на несколько мгновений сплелись в смертельной схватке. Раздался жалобный не то визг, не то вой. Юкон с разодранным горлом, предсмертно хрипя, пополз в мою сторону и навсегда замер, уткнувшись окровавленным носом в отлетевшее в сторону ружье. Большой серый пес, явно волчьей породы, неспешной трусцой уходил в сторону камней. Что-то подтолкнуло меня.

– Карай, – негромко окликнул я пса. – Карай…

Он оглянулся. Приветливо, как мне показалось, вильнул хвостом и скрылся за ближайшим валуном. Я представил себе радость Омельченко, проливавшего слезы по поводу бесследного исчезновения своего «лучшего друга», поднял ружье, оглянулся напоследок на свое покидаемое жилище и споткнулся взглядом о застывшего в оцепенении в проеме двери Рыжего.

– Советую быстрее бежать к своим нынешним заказчикам, – крикнул я уже на ходу, направляясь к тропе, ведущей в распадок. – Лучше, чтобы они не поняли, что здесь произошло. Скажи только, плевать я хотел на ваше золото! Ты правильно сообразил – наплевать и растереть!

Последние слова я прокричал, уже спускаясь в распадок. Рыжий, когда я еще раз оглянулся, так и не тронулся с места. Его столбняковая растерянность показалась мне смешной. Я почувствовал, что улыбаюсь. Ветки стланика хлестали меня по лицу, тянувший по распадку ледяной ветер с мелкой редкой снежной крупой пронизывал, казалось, насквозь, сапоги скользили по мокрым камням. А мне почему-то было весело. Я вдруг поверил, что все сложится, как надо, что все будет хорошо. И даже поразившее меня на первых парах сообщение «подполковника» об исчезновении Арсения сейчас не пугало, а радовало меня. Я решил, что он, в конце концов, окажется здесь, и мы с ним обязательно встретимся. Что будет дальше, я боялся додумывать.

Путь по распадку неведомо куда был совсем не легкой прогулкой. Следовало предельно сосредоточиться, контролировать каждый шаг и в то же время не забывать фиксировать в памяти каждую мелочь окружающего. В первобытном хаосе, нагроможденном тысячелетними усилиями здешней природы, легко было пропустить главное – подъем, по которому два года назад Омельченко с Караем поднялись ко входу в пещеру. С Омельченко был Карай. Мне же приходилось рассчитывать лишь на свое внимание и везение, в которое я, кажется, всерьез поверил, после того что произошло со мной за последние несколько