Лето злых духов Убумэ - Нацухико Кёгоку

– Почему ты этого не сделал?

– Потому что все три иска по этому делу были одновременно отозваны. Ну, уж это было еще более подозрительно. Но все же если никто не жалуется, то и расследование проводить невозможно. С досады я готов был в пупок себя укусить.

«О той клинике, где произошло исчезновение, была еще другая сплетня».

«Там, судя по всему, один за другим исчезли несколько новорожденных младенцев».

А-а, так вот что было источником тех слухов, о которых говорил главный редактор Накамура… Меня почему-то оставили душевные силы, необходимые для того, чтобы довести это дело до конца. Тень, подобно влажным зарослям растущих в темноте растений окутывавшая клинику Куондзи, была, по всей видимости, гораздо глубже и обширнее, нежели я себе представлял.

Кёгокудо некоторое время сидел молча, читая «Подлинные истории о сверхъестественном». Немного спустя поднял глаза и протянул мне открытый журнал.

– Настоящая дешевка, – резко заметил он. – Данна, ты постоянно читаешь подобное?

– Я сам решаю, что мне читать. Если это может стать хорошим источником информации для расследования, то я буду читать и истории о привидениях, и надписи в туалете. К тому же этот еще ничего в сравнении с прочими. Очевидно, что о семье Куондзи написала еще целая куча журналов касутори, но читать их настолько невыносимо, что я не смог заставить себя их купить.

Целая куча! Вышло еще множество подобных журналов? В глубине моей души клубилось и вскипало какое-то чувство – гнев? или нечто иное? – и я пытался в нем разобраться. Оно было похоже на чувство жестокого унижения на глазах у множества людей.

Содержание журнала представляло собой поразительный классический пример клеветнического злословия:

«Дочь владельцев акушерской клиники К. в районе Дзосигая, – как будто была необходимость сокращать название до инициалов, – настолько одержима мужчинами, что лишь один вид мужчины повергает ее в похотливое буйство, и ее распутное поведение невозможно описать словами… – За этим, однако, следовало пространное и предельно откровенное описание ее разнообразных сексуальных похождений. – В довершение всего, пределом ее злодейств стало похищение чужих детей, чтобы сцеживать их теплую кровь и вытапливать жир для изготовления приворотных снадобий. Погубленные ею новорожденные младенцы не поддаются исчислению, и теперь, проклятая ими, она забеременела ребенком-чудовищем, – хотя к настоящему времени ее беременность длится уже больше двадцати месяцев, он все еще не появился на свет. Поистине, это необычайно – реинкарнация самой Кисимодзин в наше время…

Ужасно. Просто ужасно. Но дальше автор статьи продолжал:

Есть версия, что ее муж, перепробовавший все средства для обуздания ее похоти, но так и не добившийся успеха, прибег к старинному китайскому колдовству – заклинанию Эн-Оо. Но он потерпел неудачу и, наоборот, сам оказался целиком затянут в ее утробу…»

– Что такое «заклинание Эн-Оо»?

Когда я задал свой вопрос, на лице Кёгокудо отразилось сомнение.

– В эпоху династии Чжоу в Китае[103] жил царь по имени Янь Ван, чье имя звучит по-японски как Эн-Оо. Есть достоверные свидетельства о том, что он вылупился из яйца, которое родила его мать, сотворив заклинание, позже названное «заклинанием Эн-Оо», после того как на небе три ночи подряд всходила зеленая луна, а на четвертую взошла пурпурная. Считается, что Янь Ван был мудрецом и гуманным правителем, но остались также предания о том, что он интересовался таинственным и загадочным и практиковал магию. Однако я не слышал историй о том, чтобы он использовал столь неслыханные заклинания, какая-либо ошибка в которых могла привести к тому, что заклинателя самого затянуло бы в живот беременной женщины. Хотя, возможно, я просто недостаточно осведомлен… Как бы то ни было, что касается «реинкарнации самой Кисимодзин в наше время» и всей этой странной и чудно́й магии, то все это чрезвычайно богатая фантазия автора.

Сказав так, Кёгокудо натянуто улыбнулся. Я с облегчением подумал, что если об этом не знал он, то, скорее всего, это ужасающее и омерзительное заклинание было лишь мистификацией, придуманной автором статьи.

В это мгновение Киба, чье лицо выражало удивление и любопытство, осторожно вмешался в разговор:

– Послушай, Кёгоку, я всегда думал, что Кисимодзин – это богиня рождения и покровительница младенцев. Это что, неправильно? Она что, какой-то демон или злой дух? Но если так, то почему все посещают ее храм?

Прежде чем ответить, Кёгокудо несколько раз задумчиво почесал переносицу. Что касается подобного рода историй, то это был его конек.

– Данна, в индуизме Кисимодзин, чье изначальное имя – Каритэймо, была ракшаси, демоницей – женой демона Панчики, одного из полководцев Небесного Царя Вайшраваны. Ее также называли «Аоиро-они», «синим демоном», или «Дайякуся-нё» – «якшини»[104], либо напрямую – «акудзё», «злой женщиной». Удивительно, но, несмотря на всю ее злобу, у нее было пятьсот детей. И все же каждый день она похищала чьего-нибудь чужого ребенка и пожирала его, а также кормила его плотью своих детей. Люди, чьи дети были съедены, не могли больше этого выносить. Прислушавшись к их мольбам, в дело вмешался Будда Гаутама. Он забрал и спрятал одного из пятисот детей Каритэймо – мальчика по имени Хириёка. Каритэймо глубоко опечалилась. Мне кажется, что нет большой разницы между пятьюстами детьми и четырьмястами девяносто девятью, но она ведь мать, и пропажа даже одного ребенка сильно ее встревожила. Она практически обезумела от горя. В этот момент перед ней торжественно явился Будда во всем своем величии и задал ей вопрос: «Если потеря всего одного ребенка из пятисот так тяжела и мучительна для тебя, то можешь ли ты представить, как должны чувствовать себя родители, имевшие всего лишь одного ребенка, которого ты похитила и пожрала?» Пораженная Каритэймо тотчас прозрела, низко склонила голову в раскаянии, приняла буддизм и стала одной из дхармапала – гневных божеств‐защитников Учения Будды и всех буддистов, а впоследствии ее начали почитать как представительницу рода Будды – и сегодня она занимает свое место в пантеоне буддийских богов.

– Как по мне, Будда-сан – очень снисходительный судья. Будь я на его месте, я не простил бы подобного. Я приговорил бы ее к смертной казни, – грубым тоном заявил Киба, заставив Кёгокудо ухмыльнуться.