Дот - Игорь Акимов

Обоим — и Тимофею, и командиру механизированной дивизии — надо было как-то действовать, на что-то решиться. У Тимофея был единственный, но впечатляющий козырь: два выстрела — два подбитых танка. Прозрачный намек: сколь захочу — столь и подобью. Промах мог испортить всю игру. Ну, не всю, — тут же поправился Тимофей, — но промах останется в памяти немца. Это ведь какое облегчение! — против тебя может и снайпер, но не совершенный стрелок. И когда случится второй промах (куда денешься — будет и третий, и четвертый) — тут же припомнится первый. Ага, подумает командир дивизии, дело не так уж и плохо. И обнадежится, что первые два попадания — случайность, и третьей такой случайности может вообще не быть. И станет действовать, исходя из этого, благоприятного для него предположения. Вопрос: как именно действовать?..

На поверхности — очевидные — тут и думать не надо — два варианта: 1) уже упомянутый: проскочить мимо дота (не забывайте: механизированная дивизия, все на колесах) и 2) атаковать пехотным спецподразделением, естественно, под прикрытием всей дивизионной артиллерии. Был еще и третий: дождаться темноты (дотерпеть легко — не больше двух часов), и лишь затем действовать по первому или второму варианту. В таком случае потери немцев будут значительно меньшими, но… Но за эти два часа пушка покрошит всю дивизию. Ведь каждый танк, каждый грузовик, каждое орудие видны из дота — лучше не надо. Нет, ждать они не будут…

И попытка проскочить — не вариант. Глупая придумка. Даже если бы это удалось — что останется от морального духа дивизии? И как генерал оправдается за всю эту историю? Не сможет. Нет таких ни слов, ни аргументов.

Значит — атака спецподразделением? Но не слишком ли это просто? Для меня, обычного сержанта, — нормальное решение. Но ведь дивизией командует не сержант; чтобы подняться до такой вершины, нужно тянуть воинскую лямку ого сколько лет! Сначала закончить училище, покомандовать взводом, ротой, батальоном; повоевать; потом еще где-то поучиться, посидеть в штабе, еще повоевать; потом поучиться в академии, а то и не в одной. Этот генерал должен столько знать! — и наверное знает. Куда мне, без году сержанту, с ним тягаться! Ведь у него в загашнике должно быть не два, не три, а с десяток вариантов. Ведь не зря же их учат, чтобы они могли видеть не только то, что на поверхности (как вижу я), но и видеть на сажень вглубь. Видеть саму суть. Как говорил Ван Ваныч, знание — это не груз, а оптический прибор, позволяющий видеть то, что недоступно глазу. И еще он говорил, что знание украшает жизнь (или он говорил «облегчает»?; ты гляди — запамятовал…), потому что позволяет превратить работу жизни в игру. Поэтому знание диктует и выбор действия, и поведение. А если так… А если так, то генерал не может со мной сыграть тупо, как шашками в «чапаева». Он должен обыграть меня тонко и красиво. Остроумно. Чтобы не просто обыграть, но и получить при этом удовольствие. Я вижу только то, что у меня перед глазами, и могу отвечать только ходом на ход. Как привязанный к нему. А он — свободен! И в запасе у него должно быть столько комбинаций! Ведь он изучил столько книг о войне! — пожалуй, побольше, чем я вообще прочитал за свою жизнь… (Вот тут Тимофей был близок к истине, поскольку — если б ему пришлось припомнить прочитанные книги — то кроме школьных учебников, «Хрестоматии по литературе», «Капитанской дочки», «Кавказского пленника» писателя Льва Толстого, нескольких стихотворений поэта Есенина, учебника по токарному делу и воинских уставов он вряд ли еще что-нибудь смог бы назвать.)

…Думать было тяжело. И дело не в слабости от ран: у Тимофея не было навыка к такой мыслительной работе. Командовать он умел, дело нехитрое. У тебя есть задача; ты ее разбиваешь на простейшие элементы (простейшие действия) — и каждый элемент поручаешь одному из красноармейцев. И потом контролируешь, как выполняется твой приказ. Все! Естественно, когда меняется ситуация — вносишь поправку. Противник нажимает сильней — ты сильнее упираешься. Откуда для этого силы? Физическое давление противника рождает в тебе соответствующий духовный подъем. Это — наука; если не изменяет память — второй закон Ньютона, о нем часто упоминал Ван Ваныч. Но Ван Ваныч каждый раз повторял, что искусство борьбы (и жизни, поскольку жизнь — это постоянная борьба) заключается в том, чтобы использовать силу нацеленных в тебя ударов в свою пользу. В самом деле: ведь не тягаться же с жизнью — кто сильней! Тупо упрешься рогом — заломают сразу. Идеальный контрприем: в последний момент чуть уклониться; или сделать шаг в сторону. Чтобы нацеленный в тебя удар пришелся в пустоту. При этом противник теряет равновесие. Ведь удар рассчитан на сопротивление, и чем сильней сопротивление — тем выше кпд удара. Но ты успел уклониться! — и когда потерявший на мгновение равновесие противник как бы повисает в воздухе — он твой. Твой на одно мгновение — а больше и не надо. И если ты успеваешь в это мгновение его зацепить, — вся сила его удара как бы передается тебе (нет, не так; Ван Ваныч говорил: оборачивается против него), — и с каким же грохотом он опрокидывается на землю!..

Но это — теория.

Если бьешься один на один — она годится. И если даже не один на один, если противников несколько — годится тоже. Они ведь не кучей навалятся, всегда кто-то первый и кто-то за ним. Тут главное — опережать. На то самое мгновение. Спровоцировал на удар — уклонился — получи! И при этом «получи» ты уже уклоняешься от удара следующего противника, и опять — получи!..

Но если против тебя не один, не пятеро, а тьма?..

Однажды в отрочестве Тимофею крепко досталось. Соседские мальчишки сговорились, пошли на него скопом. На следующий день все ребра болели, лицо в багрово-синих следах. Увидав его, Ван Ваныч сказал: «Умный человек побеждает без боя. Но если ума не хватило — запомни: если против тебя один — бейся, если двое — крепко подумай, как быть; если трое — беги…»

Насчет убежать — уговаривать не надо. Упираться против такой силищи!.. конечно убежим. Но ведь не сейчас же! Имея такую инициативу… Да я никогда в жизни себе не прощу — если не воспользуюсь ею! Но как ею воспользоваться? Любой промах — это опрометчивый шаг. Это кусок, отвалившийся от твоей инициативы. И каждая секунда задержки — тебе в ущерб и в плюс немцам. Иначе не бывает: сообщающиеся сосуды. Сейчас мы и эти гады — единое целое; значит — что утекает от нас, то притекает к ним…

Надо было действовать, и действовать немедленно. И при этом — убедительно и наверняка. Но как? Как!..

— В якого вцiлять? — спросил Чапа.

Тимофей очнулся:

— Обожди…

Ответ был где-то рядом. Тимофей чувствовал его: ответ был перед ним, заглядывал ему в глаза — «ну протяни руку и возьми меня…». Ну почему я такой тугодум?..

Пауза затягивалась.

Дозорные танки, помедлив возле каземата, попятились к своим; еще немного — и выберутся из мертвой зоны. Осмелела рассыпанная по обочинам дороги и кюветам пехота: солдаты уже не вжимались в землю, некоторые даже кучковались. И возле горящих танков появились умельцы. Двое. Притащили тяжелый стальной трос, и теперь ходят позади танков, метрах в трех, прикрывая лицо рукавом от жара пламени, — то сбоку поглядят, то присядут на корточки и заглядывают снизу, — прикидывают, как сподручней зацепить. Вот к ним сзади подкатил тяжелый танк. Понятно: это ему оттаскивать горящие машины, чтобы освободить дорогу. Неужто не понимают, что пока не погасят огонь — ничего у них не выйдет?..