Дот - Игорь Акимов

Их два — и в этом все дело.

И они знают, что один из них идет на верную гибель.

(Кстати — и здесь еще плюс для нас: у одного из водителей кишка может сыграть — и он начнет притормаживать… Ну, пусть не притормаживать, но и не гнать вверх на полном газу, цепляться за малейший повод для маневра. Это неосознанно, танкист может презирать себя за это, бороться с собой, — но это его личные проблемы, нам-то важен результат: его танк пусть немного — но отстанет.)

Тем не менее они знают, что через несколько минут один из них погибнет. А может и оба. Знают, но им велели — и пойдут. Вот я своих ребят так не смог бы послать, подумал Тимофей, и тут же понял, что это неправда. Война. Послал бы… Но может и не стал бы посылать, уж что-нибудь да придумал…

Да! — а как быть с остальными танками?

Вон они — четыре легких, чешские LT-38, Тимофей их признал по перископам и антеннам (видел на плакате); оборудование редкое, а потому и приметное. Они сразу разделились и двинулись в охват. Два неторопливо поползли вдоль основания западного склона в сторону реки, а еще два поспешили вдоль шоссе обратно к каземату. Там они свернут в ложбину между холмами, чтобы атаковать с востока. Как быть с этими четырьмя? Ведь их можно остановить только гранатами. Как Кеша Дорофеев. Как Карен. Сейчас кому-то из нас (нет — всем, кроме Чапы, он ведь должен быть возле пушки; всем, потому что танки будут наступать одновременно со всех сторон) предстоит выйти против них один на один. И поджидать эти танки придется не в окопе, а на открытом склоне, где ты — вот он! как голый, весь на виду, — вжимаешься в землю и знаешь, что сейчас тебя — именно тебя! — высматривают, чтобы прошить тебя — тебя! — из пулемета, едва ты приподнимешься для броска гранаты. А скорее всего — вовремя заметят… И если даже кому-то из нас повезет, пусть даже каждому второму из нас повезет (хотя по статистике так не бывает), уцелевшие танки исполнят свое черное дело…

Еще: ведь если Чапа останется возле пушки один — ему потребуется не пятнадцать секунд, а, пожалуй, добрая минута, чтобы пушку перезарядить. Не успеет…

И еще: пока думал о танках — я выпустил из виду пехоту…

Да что со мной сегодня! — изумился Тимофей, и в этом изумлении были не только досада и злость на себя, но и капля страха. Ведь он явно не поспевал за событиями (а командир обязан их опережать). — Я какой-то сам не свой. Неужели так плох, что не могу охватить ситуацию всю целиком? То думал только о солдатах, потом — только о средних танках, потом — только о легких, — словно отрываю листы с кочана капусты. А ведь немцы будут наступать сразу все. И если из танка через узкую смотровую щель можно как-то проглядеть гранатометчика, то уж от солдат он не укроется…

Как же быть? Если мы пулеметами встречаем пехоту — то кто встретит танки? А если встречаем танки…

Рук не хватает.

Был бы здесь полный гарнизон, двенадцать человек, — не было б и проблем; на каждую дырку нашлась бы затычка. А так — хоть разорвись.

Как все опрокинулось в один момент!

Ведь какие-нибудь пять минут назад, разрушив мост, ты был счастлив! У тебя не было проблем! О чем ты тогда (как это было давно!) думал? Да ни о чем. Хотел — да. Хотелось еще побольнее укусить. И ты не спешил, растягивал удовольствие. В спешке не было нужды: немцы — вот они, в западне; что хочешь — то с ними и делай…

Ладно. Было — и прошло. Свалял дурака — потерял столько времени! Размышлял… (Это слово всплыло в Тимофее с издевательской интонацией.) А нужно было стрелять. Просто стрелять в каждое скопление. Ну промазали бы разок-другой — что с того? Что с того, что кто-то из немцев сообразил бы, что у нас нет опытного наводчика? Да пусть бы думали что угодно! Если б ты бил и бил — они бы думали только об одном: как спастись. Теперь поздно жалеть…

Нужно уходить.

Не теряя ни минуты.

Пальнуть фугасными пяток раз по скоплению машин, уж на пять выстрелов время имеем — и уходить. Мы хотели укусить врага — и получилось лучше, чем мечтали. Уже получилось. Оттяпали такой кусище! Мы уже рассчитались за погибших товарищей, рассчитались с лихвой. И теперь подставить себя смерти, позволить убить себя — какой смысл? Ведь мы еще можем повоевать, от жизни каждого из нас Родине может быть еще ого какая польза…

Ничего не забыл?..

Первое дело — пока пушка стреляет — подготовим дот к подрыву. Не поверю, чтобы это не было предусмотрено. Не оставлять же дот врагу…

Тимофей оглянулся на ребят. Чапа улыбается, мурлычет, рыщет прицелом по долине: приценивается. Ромка сдвинул его правый наушник, что-то нашептывает смешное, хитро поглядывает на Тимофея… Значит, пакет действий такой: выясню у Медведева насчет возможности подрыва, пальнем сколько получится из пушки, и когда танки будут уже рядом — поджигаем бикфордов шнур (а если предусмотрен электрический подрыв — прихватываем с собой динамо) — и через секретный ход — дай Бог ноги…

Успеваем.

Сказал Чапе:

— Пока есть время — бей фугасами по машинам.

Вышел в приямок. Почувствовал, что нужно вздохнуть полной грудью — и вздохнул так, что даже рана проснулась. Хорошо!

Под ногами даже через резиновые подметки солдатских башмаков ощущались обломки цемента и гранитной крошки.

Залогин лежа повернулся, сел. И этот счастлив — у всех у них праздник.

— Каков Чапа!.. Это же не человек, товарищ командир! это же чудо природы! Сколько выстрелов! — и все точно в цель.

— А у тебя как дела?

— Порядок, товарищ командир.

— Видел танки?

— Да вот они. — Залогин глянул через плечо. — И с другой стороны слышно, вроде бы из ложбины тоже хотят зайти. Прямо от реки у них не получится, уж больно склон крут; разве что наискосок, с фланга…

— Не страшно?

— Так ведь не с чего бояться, товарищ командир. У меня же не позиция — мечта! Поглядите сами: немцы до последнего момента не заметят. Мне бы двойку-тройку противотанковых гранат — я им такое устрою! Отсюда можно бросать гранату хоть с десяти метров. А присел под стенку — и взрывная волна не зацепит. Только бы уши не заложило…

Тимофей выглянул из приямка, осмотрелся. А ведь отобьется! И не только потому, что позиция действительно толково устроена, — отобьется потому, что не сомневается в этом. Для Залогина это игра (неужто Ромкино влияние? нет, вряд ли: парень самостоятельный; пожалуй, это обычная для любого человека, как говорил Ван Ваныч, потребность превращать работу в игру; разумеется — если этому благоприятствуют обстоятельства). Он считает, что у него достаточно козырей, — так почему бы не получить удовольствие!

Ей-богу — отобьется!..

Как я им скажу, что пора собираться, что мы сейчас отсюда сбежим?..

За спиной громыхнула пушка.

— Идем, — сказал Тимофей, — сам наберешь гранат, сколько посчитаешь нужным. — Тимофей вспомнил свое впечатление от солдат, которые сейчас будут атаковать, и добавил: — И в запас патроны прихвати: против нас серьезные мужики.