Миры под лезвием секиры - Николай Чадович

— Господи, что это было с нами? — первой подала голос Верка. — Страшный сон?

— Экскурсия в преисподнюю, — буркнул Зяблик, разгоняя рукой серый пепел, густо кружащийся над драндулетом, — причем бесплатная.

— Мы, кажется, стали первыми людьми, совершившими путешествие в сопредельное пространство и обратно, — промямлил Цыпф.

— С чем вас и поздравляю, — сказал Смыков и покрутил головой так, словно у него онемела шея. — Но только я в пространство-засранство и прочие чудеса не верю. Постарайтесь, товарищ Цыпф, дать материалистическое толкование случившегося.

— А ведь я всех спасла, — гордо заявила Лилечка. — Хорошо я играла, правда?

— Бесподобно, — Зяблик осторожно высвободился из-под ее грудей. — Будем теперь знать, что варнаки на хорошую музыку идут, как окунь на червяка.

Молчал один только Толгай. Поняв, что смертельная опасность миновала, а значит, предложение, сделанное Веркой на острове, автоматически снимается, он приуныл. Даже за мимолетную любовь бедовой медички он не пожалел бы своей жизни.

— Вот что, кореша, — сказал Зяблик. — Мы сейчас действуем по принципу армянского комсомола — сами себе трудности ставим, сами их устраняем. Ну на кой хрен дался нам этот Эдем, будь он трижды неладен? Не доберемся мы туда живыми. Зачем из-за одного доходяги всем гробиться? В Отчину надо сваливать. А там видно будет.

— Вы, братец мой, капитана Гастелло из себя не стройте, — сказал Смыков. — Не нужны нам эти душераздирающие жертвы. Да, с Гиблой Дырой не вышло… Крюк делать поленились. А придется. Прямо, говорят, только сороки летают. Через Трехградье поедем. И никаких проблем в этом я не вижу. Кто сейчас перевал Аспид держит?

— Сквотал Лютый, — сказал Цыпф. — Кажется…

— Знаю я этого Сквотала, — кивнул головой Смыков. — Весьма заслуженный и авторитетный в своей среде товарищ, хотя и с причудами… Яйца и птицу в рот не берет, зато рыбу обожает.

Спустя полчаса ватага была готова к путешествию в Трехградье. Использовав последнюю гранату. Смыков и Цыпф собрали целый мешок глушеной рыбы — сазанов, мелких сомов и лещей. Чмыхало порубил на дрова всю мебель в караулке. В ножке стола он обнаружил тайник — две горсти жемчуга, ходившего в Гиблой Дыре вместо денег. Верка подарок благосклонно приняла, однако ничего конкретного взамен не обещала.

Дабы сократить путь к границам Трехградья («Запрягали прямо, да ехали криво», — недовольно буркнул Смыков), а заодно и запутать следы, решили двигаться по бездорожью. Часа через четыре и горы Сьерра-Мадре, маячившие справа, и расстилавшиеся слева туманные просторы Гиблой Дыры исчезли из поля зрения. За все это время путники не встретили никого, кроме стада одичавших ослов. Уже и не понятно было, по чьей земле они едут — Кастилии или Трехградья.

Первая же дорога, на которую выехал драндулет, удивила своей основательностью и добротностью. Казалось, ее сооружали даже не на века, а на тысячелетия: проезжая часть выложена каменными плитами, широкие обочины посыпаны мелким щебнем, через каждые полторы тысячи метров торчат столбы с непонятными знаками, все сделано как по линейке.

Такая дорога в Трехградье была не единственной, хотя народ, ныне населявший эту страну, к ней никакого отношения не имел. Подобные стратегические магистрали, предназначенные для быстрой передислокации конных и пеших легионов, чаще всего прокладывались в разноплеменных, внутренне неоднородных империях вроде Ассирии, Рима или государства инков.

Неизвестным оставалось и то, кому раньше принадлежали три заброшенных города, стоявшие особняком от дорог и построенные совсем в другом стиле: асимметричные храмы из обожженной глины, дома-ульи, лепившиеся к кривым крепостным стенам, полное игнорирование правильных геометрических форм и отсутствие всяких намеков на письменность.

Обитавшие в горах воинственные племена пастухов и охотников одинаково сторонились как дорог, так и городов. Они жили в палатках из шкур, обожествляли животных, мертвецов хоронили в глубоких пещерах и грабили всех, кто забредал в их пределы.

В свое время несколько карательных экспедиций из Отчины и Кастилии заставили горцев подписать Талашевский трактат, однако его идеи были столь же далеки от привычных представлений этих наивных головорезов, как, например, теория дискретного строения материи. Дюжина кланов, отличавшихся друг от друга только тотемными знаками да узорами боевой раскраски, жить не могла без распрей и свято блюла верность своим вождям. Сейчас, если верить Цыпфу, в горах верховодил клан Орла, воины которого не употребляли в пищу мясо птицы, а пленников подвергали особому роду казни — разрубали спину по обе стороны от позвоночника и выворачивали наружу легкие, некоторое время трепетавшие наподобие птичьих крылышек.

Надежды на успешное преодоление перевала связывались с помощью миссии, богатыми дарами и дипломатическими способностями Смыкова, лично знакомого с главой клана.

Скоро впереди замаячили не очень высокие, но чрезвычайно крутые замковые горы, и дорога стала резко забирать вверх. Даже в условиях столь неудобного рельефа неведомые строители остались верны себе — рубили трассу напрямик, не размениваясь на всякие там серпантины. Драндулет натужно завыл на нелюбимой Толгаем первой скорости.

— Как перевал минуем, езды часов на пять останется, — уверенно заявил Смыков. — Потом, правда, черт знает какие трясины начнутся, но как-нибудь прорвемся.

— Ты сначала перевал минуй, — буркнул Зяблик. — Народец здесь ох какой. Урка на урке. Кастильские попы хотели их к своей вере склонить. Начали проповедовать Святое писание. Те сначала вроде заинтересовались. Сказки забавные, да и выгода намечается. Каждому, кто креститься обещал, по паре коз полагалось. Хороших коз, местным не чета. Вот. Но как только пошло: не убий, не укради — все, хана! В упор не понимают и даже озлобляться стали. Это для них, Лева, как, к примеру, для тебя — не ешь и не дыши. Обобрали они попов до нитки и уже в расход пустить собирались, но кастильцы выкуп дали. Тех же самых коз. Теперь тут стада породистые.

Впереди уже виднелся перевал Аспид — узкая щель в многоярусной каменной стене. Лишь здесь дорога выписывала несколько плавных петель и с расстояния в десяток километров действительно напоминала змею, ползущую по крутому склону.

Ущелье постепенно сужалось, и вскоре все, кроме серой полоски неба над головой, погрузилось в сумрак. Драндулет и так еле полз, стараясь держаться середины дороги, а тут еще впереди послышалось многоголосое блеяние, всегда издаваемое козами, насильно оторванными от процесса питания.

— Тормози, — сказал Смыков Толгаю. — Стадо идет. Если коз напугаем, они тут все друг друга передавят. Нервная скотина.

Блеяние и дробный топот легких копыт приближались. Ни единый человек не сопровождал это огромное стадо. Впереди шли лохматые, очень серьезно настроенные овчарки (на драндулет, ни видом, ни запахом не напоминавший волка, они даже глазом не повели), за ними — не менее лохматые и сосредоточеннее, да вдобавок еще и бородатые козлы, а уж потом основное стадо — козы, козочки и козлята. Самые смелые грациозно запрыгивали на капот драндулета, но, заслышав злобное цыканье Толгая, шустро сигали в толпу товарок.