Хозяйка Шварцвальда - Уна Харт

Агата спустилась в больничную кухню, где разжилась хлебом, пряной ветчиной и парой кувшинов вина. Когда она вернулась, Рихтер развалился в кресле, которое совсем недавно занимала она. Рудольф устроился на ящике. Всегда безупречная осанка на сей раз его подвела: он сидел, упираясь локтями в колени и опустив голову. Дрожащими руками Агата разлила по бокалам вино и дождалась, пока они сделают по глотку. Рихтер отрезал себе большой кусок ветчины и принялся жевать так жадно, как будто не ел месяц, а Рудольф принялся рассказывать, что с ними было.

Вначале казалось, что все идет гладко. Макс Краузе подготовился: надел окровавленную рубашку, оставил дверь дома незапертой, лег в постель и несколько часов пролежал в полной неподвижности. Все должно было выглядеть достоверно, чтобы, если в окно заглянут соседи, они подумали, что мальчишка умер от чумы. С наступлением сумерек появились «чумные доктора». Рихтер нарисовал на двери знак, который служил сигналом держаться от дома подальше, а Рудольф тем временем стащил Макса Краузе с кровати и переместил на телегу. Парень так блестяще играл свою роль, что они даже проверили, есть ли у него пульс. Для достоверности в телегу, кроме соломы, пришлось бросить еще один труп нищего, взятый из больницы.

У каменной арки городских ворот дежурили двое стражников. Один был так пьян, что едва держался на ногах, опираясь на алебарду. Второй при виде телеги и двух врачей прикрыл рукавом лицо и спросил, куда они направляются и почему так поздно. Рихтер с Рудольфом пояснили, что везут тела умерших от чумы, чтобы, как обычно, сжечь их за пределами городских стен. «О нет, – неожиданно возразил трезвый стражник. – Последним указом велено хоронить людей в земле, чтобы ведьмы не могли наслать поветрие на другие города через дым».

К такому повороту событий они не были готовы. Парень добавил, что могильщик уже ушел и вырыть могилы для несчастных некому. Рудольф старался сохранять спокойствие. «В таком случае, – сказал он, – мы вернемся утром, когда придет могильщик». Но тут внезапно в разговор встрял пьяный стражник. Он был старше и наглее – возможно, служил в гарнизоне. Он бесцеремонно скинул рогожку с телеги, но, к счастью, не узнал Макса Краузе в лицо. «Хах, – усмехнулся он, – да их же всего двое! Сами выкопаете, не переломитесь! Нечего дохляков обратно в город тащить!»

Рихтер принялся возмущаться, как Рудольф ни пытался его урезонить. Конечно, свою роль он играл прекрасно. Настоящий чумной доктор не пошел бы на такое унижение. Город специально выписывал их для лечения безнадежно больных, но с такой же легкостью врачи могли отказаться от жалования и отправиться в другое место. Однако именно то, как хорошо Рихтер лицедействовал, обернулось против них. Разозленный пьяница, вместо того чтобы просто отпереть врачам ворота, отправился вместе с ними до самого пустыря недалеко от городских стен, где уже виднелась пара свежих могил с деревянными крестами. Тут же лежала забытая лопата.

Дело принимало дурной оборот. Они не могли живьем закопать Макса, но и выдать его означало бы для мальчишки верную смерть. Сперва вырыли могилу для бродяги. Стражник все еще не уходил: стоял над душой и шутил низко и грубо. Настала пора второй могилы. Рихтер сказал, что они устали, выполняя не свою работу. Он отошел от телеги и демонстративно скрестил руки, заявив, что больше пальцем не пошевелит. Если стражнику так угодно, он может сам похоронить второго.

Они ожидали, что тот отступится. В конце концов, свою долю солдафонского веселья он уже получил. Но упрямство Рихтера вновь сыграло с ними злую шутку: стражник неожиданно схватился за алебарду и пригрозил зарубить их на месте за непослушание. Руки у него ходили ходуном, но даже самый горький пьяница не промахнется, стоя от противника в паре шагов. Второй стражник, прибежавший на крики, перепугался не меньше их. Он что-то мямлил и пытался урезонить товарища, но и сам старался не подходить к нему слишком близко.

Макс начал шевелиться, испуганный этим разговором. Рудольф незаметно сдавил его руку, приказывая оставаться неподвижным. Если сейчас мальчишка даст стрекача, его тут же догонят и убьют.

Медленно, едва шевелясь, они вырыли вторую могилу, сделав ее совсем мелкой. По счастью, стражник-пьяница уже заскучал и не стал проверять ее глубину. Макса положили в землю. Кончики пальцев у него подергивались, губы дрожали. Склонись кто-то над его лицом, сразу бы определил, что перед ним живой человек, а не покойник. Поэтому они закапывали его быстро, как могли. Лицо скрылось последним.

Рудольф заметил, как Краузе напоследок жадно вдохнул, словно готовился нырнуть под воду. Когда они уходили, стражника окончательно развезло, и если бы не алебарда, он свалился бы прямо на месте. Младший помог ему добраться до поста, а Рудольфу с Рихтером удалось раствориться в темноте, бросив телегу. Им хотелось верить, что Максу удалось спастись: он был едва-едва присыпан землей, и вряд ли стражники вернулись, чтобы проверить сохранность могилы.

– Никогда еще не хоронил живых людей, – признался Рихтер и ополовинил бокал. – Прижигал, делал кровопускание, даже части тела отрезал – было дело. Но чтобы вот так, живого человека в могилу, да простит меня Господь…

Агата налила всем еще вина. Стало ясно, что хотя план не провалился полностью, повторять его было бы слишком опасно. Из размышлений ее вырвало жизнерадостное восклицание Рихтера:

– А это что за сундук?

Она уже и забыла о нем за всеми этими волнениями. Кому интересно, сколько у тебя платьев, если в любой миг можешь остаться вдовой?

– Из дома прислали мне одежду, – сонно пояснила она.

Эта новость почему-то ужасно развеселила Рихтера. Он схватил верхнее платье из розовой тафты и спрятался за дверью. Агата с Рудольфом, давясь смехом, наблюдали, как оттуда сперва появляется волосатая нога со сползшим чулком, а затем выплывает и сам Рихтер, напяливший платье прямо поверх рубахи. Выглядел он совершенно нелепо, неприлично задирал юбки, вилял бедрами и пошло хихикал, обмахиваясь веером. Он изображал красотку, которая жаловалась, что любовник уделяет ей мало внимания и дарит мало подарков. «Девица» трясла перед Рудольфом жемчужным ожерельем и вопрошала: «За эту пустяковину ты хотел купить мою девичью честь?»

За первым платьем последовало второе. На сей раз Рихтер явился в алом, а под юбку набил тряпья, чтобы казалось, что живот выступает. На мгновение Агата испугалась, что последним образом, который он захочет примерить, станет образ рыдающей вдовы. Но тот завершил представление мужчиной, что соблазняет глупую кокетку, обещая ей золотые горы и роскошный дом. Он превзошел самого себя, показывая чудеса чревовещания, говорил