Хозяйка Шварцвальда - Уна Харт

этого самого фон Штауфена на пологом, обсаженном виноградниками холме над городом. Но Фауст не хотел привлекать к себе лишнего внимания, поэтому они остановились в обычном трактире под названием «Штауфенские львы». Их комната номер пять была обставлена сдержанно и скучно: одна только голова льва, вырезанная на изголовье кровати, смотрелась величественно и помпезно. Выбирай Кристоф сам, он предпочел бы что-нибудь пороскошнее, но его никто не спросил. В спальне было тепло и сухо, этого довольно. «То, что нам сейчас нужно», – заметил Фауст.

Целыми днями Доктор пропадал в замке, а в трактире появлялся только после темноты. Кристофу впервые в жизни было решительно нечем заняться. Он много бродил по Штауфену, который ему в целом нравился: облицованные камнем фасады домов, изогнутые узкие улочки и ручейки, что текли по всему городу, своим легким шумом напоминая шепотки заговорщиков. Но вскоре и прогулки Кристофу наскучили. Тогда он пришел к безрадостной мысли, что безделье хорошо, лишь когда перемежается с трудом, а иначе оно теряет вкус и прелесть.

Однажды Фауст изменил своему распорядку и с утра в замок не поехал. Вместо этого он велел Кристофу собираться и седлать лошадей, а потом повез его в глубь Шварцвальда – туда, где громадные ели высасывают из неба весь свет, оставляя земле лишь прохладную тень.

– Решили принести меня в жертву как девственника? – спросил Кристоф. Доктор улыбнулся, но не стал острить в ответ.

Оказалось, он хотел показать Кристофу дом, скрывавшийся в глубине леса. Тот был старый, темный и неприветливый, с загнутыми вовнутрь крыльями, объединенными деревянной галереей. Когда-то, вероятно, перед домом был разбит сад, но бывшему хозяину не было до него никакого дела, и участок зарос травой. Высохший фонтан с каменной статуей позеленел от мха и плесени. «Унылое местечко», – подумал Кристоф, но промолчал. Оказалось, правильно сделал, потому что Фауст неожиданно обернулся к нему и сказал, указывая на дом:

– Это тебе.

Кристоф хотел переспросить, но Доктор поднял руку, запрещая ему говорить.

– Тебе достанется после меня много всего: шахты, земли и серебро, – продолжил он. – Но это поместье, Кристоф, – не то, что ты унаследуешь. Это подарок. Чтобы ты меня помнил.

Кристоф сглотнул. В горле неожиданно пересохло.

– Так ведь пока вы скончаетесь, – пробормотал он, – этот дом в труху рассыплется.

Он был горд собой, потому что вовремя прикусил язык и не сказал «эта развалюха». Молодец, Кристоф!

Но Фауст не улыбнулся. Он в последнее время вообще улыбался редко.

– Не беспокойся, – ответил он. – Ждать осталось не так долго.

Кристоф тогда ничего на это не ответил. Сказать по правде, он постарался выбросить эти слова из головы уже в следующее мгновение. Одна только мысль о смерти Фауста приводила его в такой ужас, что все тело каменело. Взглядом он искал и находил в лице Фауста едва наметившуюся тень прежней усмешки. «Все будет хорошо», – твердил он себе. Все будет хорошо еще много лет, так долго, что этот дом успеет окончательно обветшать и рухнуть, прежде чем Доктор умрет.

* * *

Ранним утром апрельского дня 1540 года в «Штауфенских львах» прогремел взрыв. Он разбудил хозяина и его жену, которые сразу догадались об источнике шума: кроме комнаты номер пять, постояльцев в этот день в трактире не было. Трактирщик долго мялся у двери, кряхтя и покашливая. Накануне человек в красном плаще с аккуратно подстриженной бородой созвал к себе гостей и кутил с ними до самого утра. То и дело он посылал на кухню за вином и приказывал ставить на стол лучшее мясо. Гости разошлись, только когда луна уже сползла к самым крышам.

Трактирщик хотел узнать, все ли в порядке у достопочтенного господина, но дверь ему никто не открыл. Приложив ухо к замочной скважине, он не услышал ни звука. На случай чего у хозяина имелся запасной ключ, но он так и не решился им воспользоваться.

Кристоф Вагнер не слышал взрыва. Эту ночь Фауст велел ему провести в новом доме в Шварцвальде. Сказал, что хочет покутить с друзьями без свидетелей.

– Что вы мне там прикажете делать? – удивился и обиделся Кристоф. Он бы тоже, между прочим, хотел покутить!

– Можешь напиться до беспамятства, друг мой. В погребе хранятся две бочки с отличным вином. Я договорился с бывшим владельцем, что вино останется нам. Осуши их обе, если сможешь. Я разрешаю.

– В котором часу я буду нужен вам завтра?

Доктор задумался, пожевал губами.

– Можешь не спешить. Приезжай к полудню.

Кристоф провел самую тревожную ночь в своей жизни – тревожнее даже той, когда люди князя-епископа ворвались в осажденный город. Он не взял в рот ни капли спиртного: покружил вокруг бочек, но так и не смог к ним прикоснуться. Оставаться одному в холодном полузаброшенном доме оказалось жутко. Кристоф припомнил, что еще ни разу за свою жизнь не ночевал совсем один. А тут еще и дом не посреди города, а в лесной чаще. Снаружи не скрипят колеса телег, не переругиваются стражники, не стучат деревянными ботинками пьянчуги, возвращаясь домой из кабака… В такой тишине Кристоф не бывал ни разу.

Мебель в доме имелась, хотя и немного. На втором этаже отыскалась кровать, пригодная для сна. Кристоф полночи проворочался с боку на бок и под утро забылся коротким беспокойным сном. Фауст просил явиться к полудню, но уже к семи Кристоф понял, что не пробудет в этом доме ни часу дольше. Где те блаженные времена, когда Фаусту или Мефистофелю приходилось будить его тычками и затрещинами? Он и сам не понял, отчего так неистово гнал несчастного коня. Быстрее, быстрее, лишь бы вырваться из этого проклятого леса!

На пороге трактира его неожиданно встретил хозяин. При виде его озабоченного лица Кристоф догадался: что-то не так.

– Слава богу, вы тут!

Ни один трактирщик еще не приветствовал его такими словами.

– Господин ваш с самого вечера не покидал своей комнаты. А утром я услышал шум, словно бочка с порохом взорвалась. С тех пор там тихо. На стук не изволит отвечать.

Кристоф бросил слуге поводья.

– Так чего же ты, дурная твоя голова, не зашел и не проверил?!

Трактирщик развел руками:

– Так я стучал! Даже наружу вышел: окна закрыты, ставни целы. Не вламываться же мне к почтенному гостю, в самом-то деле.

– В самом деле, – зачем-то вполголоса повторил Кристоф и направился к лестнице.

Чудовищные мысли метались у него в голове. Что, если Мефистофель все-таки убедил Доктора в бесполезности глупого слуги, и они решили улететь без него? Учитель ведь такой наивный! Ну ничего, успокаивал