Джин с Толиком - Анатолий Горбов

Мы не успели. Явно нетрезвого Свина, закованного в наручники, из ворот выводили полицейские. Грум, выйдя из машины, с сожалением смотрел на ускользающего от расплаты лысого толстяка и ничего не мог поделать. А я был этому бесконечно рад! Лучше уж пусть его закон покарает, чем лом. Согласитесь, лом в заднепроходное отверстие – это чересчур ортодоксальное отношение к гомосексуализму вообще и к задомазохизму в частности.

За Свином семенил Коготь, которому тот давал последние отрывистые указания. Когда они увидели меня, стоящего рядом с Грумом и остальной братвой, лица их вытянулись. Наркотики не являлись темой Грума, и мысли наркодельца и шефа его охраны, окончательно запутавшись, никак не могли выстроить логическую цепочку между последними странными событиями, мной и хрипатым вором в законе. А если еще учесть, насколько доброжелательно смотрел на Свина Грум…

Вечером, когда я был уже дома, позвонил Слон. Он был весел, и спешил поделиться своей радостью со мной. Оказывается, Свина арестовали! Я не стал его разочаровывать своей осведомленностью в этом вопросе, а мое врожденное любопытство попыталось размотать клубок невидимых событий.

Оказалось, пресловутый ФСБ-шник прислушался к уверениям Слона про то, что изъятое у Свина вещество стопроцентно является наркотиком, а совсем не той безобидной субстанцией, о которой писали полицейские эксперты. И, будучи человеком артистичным, при этом сильно склонным к авантюрам, около 16.00 нагрянул к тому самому деятелю, который проводил экспертизу.

И сказал, глядя в его бездонно коррумпированные серые глаза, что отдал не все изъятое вещество на полицейскую экспертизу, а всего лишь 6 кубиков коричневого вещества из 7. А седьмой отправил в Москву, старательно выполняя инструкцию о совместных операциях с другими силовыми ведомствами. Врал, конечно, но врал вдохновенно и харизматично.

Эксперт, трясясь руками и подбородком, потея и заикаясь, позвонил начальству. А начальство, так и не дождавшееся своего полумиллиона евро, не посчитало возможным более вступаться за такую нехорошую бяку-неплательщика, как Борис Михайлович. И Евгений Сергеевич Отченаш, не скрывая своего удовольствия, поехал производить задержание.

* * *

Аркашина ломка пошла на спад, но до нормального состояния ему было еще очень далеко. Переболеть насухо, а другого варианта выйти из наркотического плена в заключении не представлялось, было очень больно. Нет, не так – ОЧЕНЬ БОЛЬНО!!! Если бы нарисовать разноцветными красками эти слова на плакате размером в Театральную площадь, они бы, может быть, смогли претендовать своей масштабностью на один процент той муки, через которую прошел Аркаша.

Он до сих пор находился в изоляторе временного содержания, вместо медицинской помощи его регулярно таскали на допросы, пытаясь выяснить происхождение пистолета. Табельный номер Макарова был качественно сбит, и в пулегильзотеке данных на него не было тоже. Обвинения наркоману до сих пор не предъявили, и первые дни он готов был растерзать себя за то, что перед тем, как его загрузили в бобик, спулил последнюю дозу.

Аркаша представлял, как бы она помогла выбраться из того кошмара, который состарил его лет на двадцать. На допросах он ничего не отвечал, просил врача и ширево. У следователя он блевал, бился в истерике и даже один раз чуть не сбежал, прыгнув в окно. Стекла окна разбились, рама треснула – но за ними была решетка, и полет с четвертого этажа административного здания не удался. Правда, после этого ему все же оказали помощь – обработали зеленкой порезы.

На пятый день Аркаша начал галлюцинировать наяву, и этот прообраз алкогольной белой горячки его несколько развлек. Он снова оказался солдатом-срочником, рядовым роты связи мотострелковой бригады, забытой богом среди дальневосточных сопок.

Он вспоминал поездку в Южно-Сахалинск и потрясший его пик Чехова, который когда-то был священной японской горой. Вспоминал храмовый домик на вершине пика, сложенный в честь богини солнца Аматерасу. Они стояли недалеко от этого домика, пораженные красотой, захватывающей дух и окружавшей их со всех сторон. Охотское море и Сусунайская долина подбирались к ним с востока, Анивский залив с юга, горы Камышового хребта с запада. И еще, благодаря ясной и безоблачной погоде можно было разглядеть самую северную из японских префектур, остров Хоккайдо.

Сюда, в увольнительную, его вывез Дагурасу Сато, старый японец, которого однажды спас будущий наркоман Аркаша. Он, находясь на посту, в карауле, расстрелял по бродячим собакам целый рожок, прежде чем они отстали от человека, отмахивающегося от них сломанной двустволкой, и набросились на шесть или семь трупов своих собратьев.

Хотя поступил Аркаша правильно, ему вместо поощрения влепили сутки «гауптической вахты» – на всякий случай, чтоб другим солдатам неповадно было. А потом они с Дагурасу подружились. И старый японец, непременно желавший как-то отплатить за свое спасение, кое-чему попытался научить воина-связиста.

Называлась эта штука Дим-мак, «искусство ядовитой руки», или искусство отсроченной смерти, позволяющее легким касанием руки убить человека. Причем смерть противника могла наступить как сразу, так и через часы, дни, недели – в точно намеченный мастером срок. Русский паренек не очень-то верил в эту азиатскую сказку – до поры, до времени.

Однажды Сато, рассердившийся на очередную саркастическую реплику Аркаши, тем не менее прилежно тренировавшегося, показал ему фокус. Он налил в трехлитровую банку воды и после непродолжительной подготовки, выразившейся в особом дыхании и жутком закатывании глазниц, нанес по стеклянной таре три быстрых несильных удара.

Через пять секунд бравый розовощекий связист прыснул от смеха, а еще через три секунды банка растрескалась и, крякнув, развалилась на куски. С той поры Аркашино мнение о Дим-маке изменилось, и тренировался он теперь не просто прилежно, а еще и сознательно.

Однако, пыл его вскорости немного охладился – Дагурасу категорически отказался учить веселого русского отсроченному убийству трехлитровых банок. Объяснял он это принципиальным отличием этого процесса от процесса убийства человека – банка разбивалась энергией ци, а для убийства двуногого разумного существа достаточно было просто знать последовательность и направление ударов.

Впрочем, Дагурасу говорил, что и в отношении людей он преподает лишь сильно упрощенную схему. Число точек, связанных нервными окончаниями с важнейшими органами, превышает семьсот, правильный Дим-мак должен использовать не менее ста пятидесяти, а Аркаша будет ознакомлен лишь с полусотней. Бо́льшего, за оставшиеся до дембеля полгода, не успеть.

На сопках, среди зарослей карликовой березы и курильского бамбука, багульника и черники, заняться было нечем, и Аркаша, пользуясь правами «дедушки», большую часть времени пропадал у японца, на его заимке, неподалеку от части.