ФБР. Правдивая история - Тим Вейнер

Оказавшись в руках ФБР, он назвал своего вышестоящего начальника Михаила Свирина, который работал первым секретарем советской делегации в Организации Объединенных Наций. В Бюро было многое известно о советских дипломатах, которые были шпионами КГБ, — в конце 1950-х годов ФБР установило личности шестнадцати таких дипломатов[323]; все они пользовались неприкосновенностью и не могли быть арестованы благодаря своим дипломатическим паспортам, и все были выдворены из страны Государственным департаментом США согласно протоколам о шпионаже. Свирин периодически приезжал в Соединенные Штаты перед Второй мировой войной, но к 1957 году он покинул Нью-Йорк, чтобы уже никогда не вернуться.

«ФБР пристально наблюдало и внимательно прислушивалось к тому, что происходит в советском посольстве, и тогда, когда сотрудники посольства отправлялись в поездки, — сказал консул Госдепартамента Уильям Д. Морган. — Они не могли сказать, что информация получена путем прослушивания, потому что никогда не признались бы в этом… Если бы человека поймали за манипуляциями у подозрительного почтового ящика или фонарного столба — иными словами, за деятельностью, которая действительно недвусмысленно указывала бы на то, что человек «выполняет обязанности, не согласующиеся с дипломатическим статусом» — это, разумеется, служило основой для объявления его персоной нон грата»[324].

Хейханен знал второго человека из КГБ, с которым он поддерживал связь, как полковника Рудольфа Абеля. Он ездил по заданиям полковника по северо-западу Соединенных Штатов, перевозя сообщения и деньги. «Одна характерная черта Рейно: он любил жизнь, но был достаточно разумен, чтобы гарантировать нам возможность заняться этим делом»[325], — сказал сотрудник ФБР Эдмунд Дж. Берч, который руководил шпионской группой, преследовавшей полковника Абеля по наводкам, которые давал ему Хейханен, когда делать это ему позволяла его пропитая память.

Полковник пользовался вымышленным именем Эмиль Гольдфус и вел жизнь художника в своей мастерской в Бруклине. Берч со скрытой камерой, которую он нес в портфеле, проследил, как тот вышел из ресторана, и сфотографировал, как подозреваемый шел по улице. Берч сделал одно последнее фото, запрыгнул в такси и помчался в нью-йоркскую штаб-квартиру ФБР на Третьей авеню и Шестьдесят девятой улице. Лаборант окунул пленку в ванночку с проявителем. «Прекрасные изображения деревьев, пожарной части — и внезапно одно замечательное фото его лица», — вспоминал Берч. Хейханен немедленно опознал в человеке на фотографии полковника Абеля.

ФБР так никогда и не поняло полностью, чем руководствовались шпионы, отказавшись от своей жизни и личности ради служения Советскому государству за пределами комфортабельных условий посольств и консульств. Берч и его коллеги-агенты вели за Абелем постоянное наблюдение: четыре группы по три человека работали круглосуточно, сменяя друг друга. Он ни разу не сделал ничего, что было бы хоть отдаленно незаконным. ФБР «пыталось выяснить, какой аппарат работает на него в Нью-Йорке, — сказал Берч. — Полагаю, мы так ничего и не нашли… и через некоторое время Бюро наконец сказало — как оно всегда говорило — «Хватит».

Арест полковника Абеля 21 июня 1957 года стал детективной историей десятилетия. Но он был и источником бесконечного разочарования для Гувера. Полковника нельзя было обвинить в шпионаже; доказательства ФБР были голословны. Арест был произведен сотрудниками иммиграционной службы по Закону о регистрации иностранных агентов — законодательному акту, который использовало министерство юстиции, когда дело о шпионаже нельзя было слушать в открытом суде.

ФБР нужно было сломать Абеля. Агенты «допрашивали его, как ненормальные, каждый день» непрерывно на протяжении месяцев, по словам Берча. «Он ничего им не говорил». Первая серия допросов происходила во временной тюрьме для нелегальных иммигрантов в окрестностях города Макалена (Техас) на границе с Мексикой. Абеля держали «в лагере для нелегальных иммигрантов в клетке, в которой было жарко и неудобно»[326], — сказал сотрудник ФБР Эд Гамбер, который допрашивал Абеля по восемь часов в день на протяжении шести недель. «Он был настоящей находкой для Советов. Он был джентльменом; он был вежливым, приятным человеком — за исключением тех моментов, когда вы задавали ему вопросы о КГБ».

Группы агентов ФБР одна за другой провели более двух лет, допрашивая Абеля в камере федеральной тюрьмы в Атланте — одной из самых строгих тюрем в Соединенных Штатах. «Я буду говорить с вами об искусстве, математике, фотографии, о чем вы пожелаете, но не задавайте мне вопросов о моей шпионской биографии, — сказал Абель сотруднику ФБР Олдену Ф. Миллеру. — Когда меня арестовали в Нью-Йорке, я принял решение и не сказал ничего и теперь не скажу». Самое лучшее, что могло сделать ФБР, — сфотографировать художественные произведения Абеля и поискать в них знаки тайнописи — сообщения, скрытого в изображении. Однако они ничего не нашли.

У ФБР ушли годы на то, чтобы глубоко погрузиться в понимание этого дела. В конечном счете оно узнало, что Абель не был Абелем и советским он тоже не был. Его настоящее имя Вилли Фишер, и он родился в 1903 году в Ньюкасле-на-Тайне, в Англии. Он был живым доказательством того, что у Советов имелась шпионская сеть в Америке, в которой работали люди, которые могли приехать откуда угодно, под любым именем по приказу руководителей из Москвы, измерить терпение которых было трудно для американцев. Фишер прожил под глубоким прикрытием в Соединенных Штатах девять лет; его подготовка и легенда уходили в 1930-е годы.

Одна фраза, которую он сказал сотрудникам ФБР, застряла в памяти Берча почти на пятьдесят лет. «Американская разведка ходит в пинетках», — сказал этот разведчик.

Дело Абеля привело Эйзенхауэра в ярость. На заседании Совета национальной безопасности, на котором за одним столом присутствовали вице-президент и министр юстиции, он гневно выступил, выразив свое разочарование «Если бы мы обнаружили советского шпиона, мы должны были бы использовать все наши разведывательные источники и методы, чтобы добиться признания его виновным, — сказал президент. — ФБР может лишь держать шпионов под наблюдением»[327]. Эйзенхауэр пробормотал, что он не забудет о деле Абеля. И не забыл. А полковник так и не заговорил. Пять лет спустя Соединенные Штаты обменяли его на Френсиса Гэри Пауэрса — попавшего в советскую тюрьму американского пилота сбитого самолета-шпиона У-2.

Это дело имело одно важное и долгосрочное последствие для ФБР. Оно убедило Гувера продолжать операцию под кодовым названием «Соло» — самый смелый план Бюро по проникновению в Советский Союз.