Исповедь старого молодожена - Олег Батлук

– Не пытаюсь вспомнить ее походку, улыбку, как она окидывает волосы со лба. Ты случайно не помнишь, как она откидывает волосы со лба?

– С этим не помогу, извини.

– А если поезд уже всмятку, а мне все равно? Помнишь, у Ахматовой, когда состав на скользком склоне…

– Я знаю это стихотворение, оно длинное, не надо.

– Слушай, а я ведь ее практически забыл. Что я за муж такой? Барабан, пустышка.

– Ты не барабан.

– Может, мне на ее фотографию посмотреть, как думаешь?

На этом и сошлись, закончив разговор.

Через час меня снова разбудил звонок.

– Я так соскучился по ней!

– Леша, она уехала два часа назад.

– Я сейчас смотрю на ее фотографию и вспоминаю ее походку, улыбку, как она откидывает волосы со лба…

Почему каждая любовь напоминает медицинский случай?

Мы так давно дружим, что порой друг друга не замечаем, не говоря уже о том, чтобы стесняться.

Как-то раз жена Леши Невидимки решила немножко полечить его прямо при нас с Семой. Началось с признания про рубашку.

– Терпеть не могу рубашки, – признался Леша, – они меня старят.

– Старят они его… Знаете, что его на самом деле старит? – спросила Варя почему-то у нас с Семой, как будто мы были признанными экспертами по Лешиному старению. – Моего мужа старит его лицо.

Леша попытался что-то сделать со своим лицом, но было уже поздно.

– Вот у Семы лицо: до сих пор как попка младенца. – Сема сделал вид, что это комплимент. – А у моего? Позавчерашнее оливье. Ты когда последний раз улыбался, муж? Ты даже «да» на нашей свадьбе произносил с таким видом, словно просился в туалет.

Леша привык не ждать письменных инструкций от жены и улыбнулся.

– О, нет! – воскликнул Сема. – Срочно улыбнись обратно! И соглашайся на рубашку, старик.

Судя по всему, на этот раз «старик» в Семиных устах было не фигурой речи.

Спустя много лет после горластой юности в нашем дворе собрались трое: Сема, Леша Невидимка и я.

Никто из нас уже давно не жил здесь. После сорока ностальгия становится хроническим заболеванием: мы собрались просто постоять на месте Большого Взрыва, разбросавшего нас по жизни. Достали пиво (безалкогольное), воблу. Газеты под рукой не нашлось, зато нашелся «Men's Health». Вобла на мужском глянце испуганно озиралась по сторонам, не понимая, где это она очутилась. Но еще больше она испугалась при виде безалкогольного пива.

О чем могут беседовать трое сорокалетних женатых мужчин под безалкогольное пиво? Все равно о них, о женщинах. В тот момент во дворе собрались три выдающиеся школы пикапа: блестящий хромированный пикап (Сема), ржавый пикап с пробегом (я) и пикап на свалке (Леша Невидимка).

Так что мы с Лешей, затаив дыхание, слушали поручика Сему, периодически вставляя в его «Сагу о Форсайтах» свои собственные пикантные истории с девочками, которые у меня были датированы начальной школой, а у Леши так и вовсе – детским садом. Наконец Сема хронологически добрался до своего брака, забуксовал, скуксился и будто бы уткнулся головой в руль, как дальнобойщик в конце дальнего рейса. На жене все его счетчики обнулились, и все истории моментально закончились.

– Выбирал-выбирал, выбирал-выбирал, а в результате не заметил, как меня самого выбрали, упаковали и унесли. А я ведь был последний экземпляр, с витрины! – закончил Сема.

Леша Невидимка как-то странно тряхнул головой и сказал:

– Жен не выбирают.

И так героически, по-пионерски он это произнес, точно гвоздь вбил. Мы с Семой прыснули. Даже у давно неживой воблы полезли на лоб глаза.

– Как это не выбирают, Леха? – удивился Сема. – Их что, прямо в колыбель к нам кладут, этих жен, еще в роддоме, для полного комплекта, так, что ли?

– Я имел в виду: жен выбирают, но когда выбирают, уже не выбирают.

И глаза нашего плюшевого друга на мгновение блеснули сталью: не Чебурашка, а Че Гевара.

На этот раз мы с Семой не рассмеялись. Напротив, каждый задумался о чем-то своем. Не знаю, о чем замолчал тогда Сема. Я – вот об этом.

«Жен не выбирают» железнее всяких клятв. Это такое единственно-правильное мужское отношение к своей женщине, которую ты выбрал, это уважение к собственному выбору, потому что твой выбор чего-то стоит. И это не про обреченность кота, кастрированного бытом, не про безысходность огурца, закатанного в банку. Наоборот, это про оптимизм.

«Жен не выбирают» – это про мускулистую надежду первых золотоискателей Юкона, которые ставят свою палатку именно на этом куске большой земли с уверенностью искать именно здесь.

«Жен не выбирают» – это всегда про награду. Ведь если мужчина готов ждать, трудиться и копать достаточно глубоко, рано или поздно он обязательно найдет золото.

Оперуполномоченный Сироткин хотел сплюнуть, но вспомнил, что он у себя в кабинете. Опять диктовать этим потерпевшим, двух слов связать не могут.

– Так и пишите, женщина, чего вы стесняетесь: неизвестный мужчина подошел ко мне на улице и поцеловал. На какой улице поцеловал, адрес точный пишите, куда именно поцеловал, тоже укажите. Что значит «примерно»? Вы что, не помните, куда он вас поцеловал?

– Я помню, – сказал неизвестный мужчина, сидевший на стуле у двери.

– С вами, гражданин, разговор будет отдельный, – осадил его Сироткин, – помнит он.

Потерпевшая посмотрела на неизвестного мужчину на стуле. Она тяжело дышала. От возмущения, решил Сироткин.

– Женщина, вы не отвлекайтесь, пишите, – напутствовал он ее.

За сегодня одно разбойное, две кражи зеркал, легкие телесные и теперь вот это, видимо, за хулиганку пойдет. Писанины не оберешься. Что за день, и еще даже не выходные.

Дверь открылась, и на пороге возник грузный здоровяк с навеки уставшим лицом. Сироткин непроизвольно приподнялся, поприветствовал начальника языком тела.

Майор застыл в дверях и зычно гаркнул:

– Агафоновы, мать вашу! Опять вы здесь?

– Игорь Петрович, вы что, их знаете? – обрадовался Сироткин. – А то я еще личности не установил.

– Да как же их не знать, когда это придурки Агафоновы, а в миру муж и жена.

– Как муж и жена?… – не понял Сироткин.

– Как-как, десять лет уж, как муж и жена. У них, видите ли, кризис брака, они, понимаешь, сексуальные игры при помощи органов правопорядка устраивают, интимную жизнь налаживают. Так ведь, Агафонова?