Легендарный Корнилов. "Не человек, а стихия" - Валентин Рунов

Генерал Корнилов.

«Со своей стороны разделяю мнение генерала Корнилова и поддерживаю высказанное им от слова к слову».

Комиссар Савинков.

Утром 12 июля я получил телеграф от министра-председателя, что, принципиально закон о смертной казни принят и вечером мне будет сообщена окончательная редакция этого закона. Объявление этого закона в армиях фронта произвело сразу отрезвляющее впечатление на массы. 16 июля в Ставке собиралось Совещание, с участием министра-председателя и всех главнокомандующих фронтами, для обсуждения мер по поднятию боеспособности армии… В телеграмме № 4254 … я указал на необходимость распространения закона о смертной казни и военно-революционных судов на внутренние округа, исходя из мысли, что никакие меры по восстановлению боеспособности армии не дадут желаемого результата, пока армия будет получать из тыла укомплектования в виде банд распущенных, не обученных, распропагандированных солдат, которые способны разложить даже самые крепкие войсковые части.

В той же телеграмме я указывал на необходимость восстановления дисциплинарной власти начальников, ограничения круга деятельности войсковых комитетов, установления их ответственности за превышение власти, запрещения митингов законом, запрещения ввоза в район армии газет с крайними учениями и, наконец, воспрещения въезда всякого рода депутаций, делегаций и агитаторов. В этой же телеграмме я впервые заявил о необходимых мерах для поднятия в армии престижа офицера, приниженного, лишенного своего авторитета целым рядом мероприятий, проведенных правительством. Совещание в Ставке ни к какому практическому результату не привело вследствие того, что у всех участников этого Совещания, за исключением генерала Деникина, не хватило гражданского мужества поставить вопрос о мерах поднятия боеспособности армии вполне точно и определенно. 19 июля, постановлением Временного правительства (телеграмма № 5807) я был назначен на пост Верховного главнокомандующего.

В ответ на эту телеграмму я обратился к Председателю Совета министров с телеграммой № 4424, адресованной также и Военному министру, изложив им те условия, при которых я считаю возможным принять пост Верховного главнокомандующего. Одним из таких условий являлось полное невмешательство Временного правительства в мои оперативные распоряжения, а потому и в назначения высшего командного состава…

Из Петрограда мне было сообщено, что для переговоров со мной в Бердичев командирован комиссар Юго-Западного фронта Филоненко. 23 июля он прибыл в Бердичев и доложил от имени Временного правительства, что все мои пожелания, изложенные в телеграммах № 4254 и 4424, Правительством принципиально принимаются… Я немедленно выехал в Могилев и 24 июля вступил в исполнение обязанностей Верховного главнокомандующего…

24 августа в Ставку прибыл управляющий Военным министерством Б. В. Савинков. С поезда он приехал ко мне… Савинков сказал, что г. Керенский, признанный вождь левых партий, и я, на ком, по его мнению, зиждутся все надежды правых политических партий России, должны идти рука об руку, и что несогласия меру нами могли бы вызвать крайнее обострение в положении; поэтому он считает своей важнейшей задачей – подготовить почву для соглашения между г. Керенским и мной, с целью на нашей согласованной работе основать формирование сильной, крепкой власти.

Я заявил, что не считаю себя вождем правых партий, но не отрицаю, что несогласия между г. Керенским и мной могли бы иметь пагубные последствия. Я заявил, что хотя и не претендую на то, чтобы иметь влияние на тот или другой состав правительства, раз интересуются моим именем, то я считаю возможным заявить и открыто сказать, что нахожу Керенского человеком слабохарактерным, легко поддающимся чужим мнениям и, конечно, не знающим того дела, во главе которого он стоял. Лично я против него ничего не имею; думаю, что другой состав Правительства, без участия г. Керенского, мог бы тоже справиться с делом.

После долгого обсуждения вопроса, в связи с положением страны, я, в конце концов, согласился, что, при современном соотношении политических партий, участие г. Керенского в составе Правительства я признаю безусловно желательным. Затем я добавил, что я готов всемерно поддерживать А. Ф. Керенского, если это нужно для блага Отечества. В ответ Б. В. Савинков заявил мне, что он счастлив слышать от меня эти слова…

25 августа Савинков уехал из Могилева. В тот же день ко мне явился В. Н. Львов, которого, в бытность мою главнокомандующим войсками Петроградского военного округа, я видел раза два в заседаниях Совета министров; знал, что он был членом Государственной думы, обер-прокурором Синода; кроме обычных приветствий при встрече, – никаких разговоров с ним я прежде не вел. Войдя ко мне в кабинет, сразу заявил мне: «Я к Вам от Керенского с поручением…» В. Н. Львов заявил мне от имени Керенского, что если, по моему мнению, дальнейшее участие последнего в управлении страной не доставит власти необходимой силы и твердости, то Керенский готов выйти из состава правительства. Если Керенский может рассчитывать на поддержку, то он готов продолжать работу. Львов просил меня высказать мое мнение по поводу предложения Керенского и изложить программу.

Я, очертив общее положение страны и армии, заявил, что, по моему глубокому убеждению, единственным исходом из тяжелого положения страны является установление диктатуры и немедленное объявление страны на военном положении. Я заявил, что лично не стремлюсь к власти и готов немедленно подчиниться тому, кому будут вручены диктаторские полномочия, – будь то сам А. Ф. Керенский, генерал Алексеев, генерал Каледин или другое лицо. Львов заявил, что не исключается возможность такого решения, что, ввиду тяжелого положения страны, Временное правительство, в его нынешнем составе, само придет к сознанию необходимости установления диктатуры и, весьма возможно, предложит мне обязанности диктатора. Я заявил, что если бы так случилось, то всегда держась мнения, что только твердая власть может спасти страну, я от такого предложения бы не отказался. Я просил В. Н. Львова передать А. Ф. Керенскому, что, независимо от моих взглядов на его свойства, его характер и его отношение ко мне, я считаю участие в управлении страной самого Керенского и Савинкова безусловно необходимым; кроме того, я просил его передать А. Ф. Керенскому, что, по имеющимся у меня сведениям, в Петрограде в ближайшие дни готовится выступление большевиков и на А. Ф. Керенского готовится покушение; поэтому я прошу А. Ф. Керенского приехать в Ставку, чтобы договориться с ним окончательно; я просил передать ему, что я честным словом гарантирую его полную безопасность в Ставке. Выслушав мое заявление, Львов, по-видимому тронутый, сказал:

«…Генерал, вы благороднейший человек…»

26-го же вечером у меня в кабинете собрались: Комиссар Филоненко, В. С. Завойко и А. Ф. Аладьин. Разговор снова коснулся тяжелого состояния страны и необходимости иметь во главе ее сильную власть. Я предложил им, считая их людьми хорошо знающими наших наиболее выдающихся общественных деятелей и имея в виду мои разговоры с гг. Савинковым и Львовым, – наметить такую схему организации власти и состава правительства, которая, включая в себя лучшие силы всех главных политических партий страны, могла бы дать ей правительство твердое, работоспособное, пользующееся полным доверием страны и армии. Был набросан проект Совета народной обороны, с участием Верховного главнокомандующего в качестве Председателя, А. Ф. Керенского – министра-заместителя, г. Савинкова, генерала Алексеева, адмирала Колчака и г. Филоненко. Этот Совет обороны должен был осуществить коллективную диктатуру, так как установление единоличной диктатуры было признано нежелательным…