Семь дней Мартина - Дмитрий Мансуров

«Не может быть, чтобы он бился полутораметровым мечом, — пронеслось в голове Константина, — У него сил не хватит долго им размахивать. В чем дело?!»

Он уловил во взгляде Мартина удивление и непонимание, и все-таки решился взглянуть на собственную рану. Но никакой раны не было: меч пронзил рубашку и уперся в мышцы живота.

«Заклинание еще действует! — обрадовался Правич. — Но почему тогда мне больно?»

Сердито оттолкнув рукой меч Мартина, он приподнял рубашку и обомлел: живот словно мелом засыпали.

— Что за?… – воскликнул он изумленно: не помнил, чтобы кто-то так над ним издевался. Он дотронулся до живота и похолодел: обычно теплая кожа теперь была холодной. Мало того, живот не поддавался нажиму и не изменился, когда Правич постарался втянуть его в себя. До неправдоподобия рельефный пресс с отлично просматривающимися мышцами не желал гнуться. Константин постучал по нему кулаком, желая стряхнуть мел, и понял, что случилась настоящая беда: никакого мела не было и в помине, вместо нормальных мышц живот состоял из настоящего камня. — Что со мной?

Отошедший на несколько шагов потрясенный Мартин тихо ответил:

— Ты каменеешь.

Горгона наслаждалась паникой Правича, но в то же время на ее лице читался страх.

— Не шумите! — умоляла она. — Лучше посмотрите на меня!

Мартин лихорадочно соображал, что же творится с Константином? Медленно каменеет? но в легенде о Медузе говорилось, что люди превращались в камень за считанные секунды. Что с ним не так? Вот почему меч не разрубил его: Правич вбежал в башню уже частично окаменевшим! Медленно расползается окаменение по его телу, и вскоре помощник колдуна навеки застынет, превратившись в скульптуру.

— Но почему?! – воскликнул Константин.

— Ты только что посмотрел в глаза Горгоне! А от ее взгляда люди каменеют!

— Нет! — сердито выкрикнул Правич, — Я не смотрел на нее!

— Так посмотри! — томным голосом предложила Горгона.

Правича передернуло.

— Тише вы, кому говорю! — вновь зашипела Медуза.

— Сгинь, кикимора болотная! — закричал Правич, взмахивая мечом и бросаясь на Горгону. Та оттолкнулась руками от стены, чтобы вылететь на улицу, но помощник колдуна схватил ее за руку и с силой втянул в башню. Волосы-змеи вытянулись в его сторону, но не доставали до Правича и не могли его укусить.

Раздался оглушительный визг. Противники выронили мечи и закрыли уши ладонями. Горгона заметалась от стены к стене и полетела к выходу из башни, но в темноте стукнулась головой о перила, пробила их и сама упала без сознания на пол. Доски треснули под ее весом, образовав неровный круг вокруг упавшего тела.

— Ты смотрел в глаза другой Горгоны! — выкрикнул Мартин, в ушах все еще стояли отзвуки визга. Он поежился: каким бы жестоким ни был противник, но такой смерти он не желал никому. Медленное окаменение — страшная пытка.

— Нет! — закричал Правич, хватая меч со ступенек и набрасываясь на Мартина. — Ни на кого я не смотрел!

«Что за невезение?! – мысленно вопил он, — Что я сделал?! За что меня так жестоко убиваете?»

Теперь он понимал, что его защитило от удара Мартина не заклинание колдуна, а то, что голова стала каменеть. Медленно и незаметно. Вот почему появились неприятные ощущения в животе.

«Дожил… — подумал он, внезапно почувствовав дикую усталость. — Вот тебе и вторая молодость!»

Мало было неприятностей с пришельцами и слугой царевича, так теперь оказалось, что он заражен смертельной болезнью и заодно превращается в какую-то там по счету скульптуру. Блеск! Сказка! Просто слов нет.

Мартин бежал по лестнице к единственной комнате на самом верху башни. После того, как он увидел, что Правич бледнеет прямо на глазах, не стоило рисковать и вступать с ним в поединок. Враг должен окаменеть с минуты на минуту, и чем позднее он догонит Мартина, тем короче будет сражение.

Эмоции Правича сменяли одна другу в доли секунды. Ощущая усталость и злость, испуг и ярость, он рычал так, что впечатлил даже волка, и метался из одной крайности в другую. Он ощущал ускоряющееся с каждой секундой окаменение внутри, и торопился покончить с Мартином до того, как ноги и руки перестанут его слушаться. Каждый шаг давался ему все труднее и труднее, скорость уменьшилась, и Мартин, отбежавший уже метров на тридцать, остановился и смотрел на то, как Правич с видимым усилием передвигает тяжелеющие ноги.

— Не убегай, трус! — кричал помощник колдуна, — Сразись со мной! Ты боишься биться даже с инвалидами, трус! Я сильнее тебя даже сейчас! Вернись и бейся со мной!

Мартин сделал шаг на ступеньку вниз.

— Ну, давай же, подходи поближе! — почти умолял Правич, размахивая мечом. В отличие от невероятно потяжелевших ног, руки все еще слушались его, как в лучшие годы жизни. Голова непривычно кружилась, вызывая кратковременное чувство падения и потери ориентации, а живот не ощущался совершенно.

Протяжный вой раздался из единственной комнаты башни. Правич, Мартин, волк и Горгона застыли от нахлынувшего ужаса.

«А мне-то теперь чего бояться? — внезапно подумал Константин, сглатывая и ощущая, как сердце ушло в пятки. — Еще одна страшная напасть перед смертью, и ничего больше… Господи, я знаю, что грешен, но дай мне умереть спокойно! Ситуация — ничего не скажешь: по уши в неприятелях, чудовищах и болячках, так до кучи еще какая-то гадость голос подала. Может, это и не голос вовсе, а труба, которая зовет? Архангел протрубил, на обед приглашает».

Очнувшаяся Горгона взвизгнула и, позабыв о том, что перед ней живой волк, которого полагается обратить в каменного, заковыляла к выходу из башни. Сделала три шага и снова упала без сознания. Волк непонимающе уставился наверх, пытаясь разглядеть, кто там так внушительно воет. Его глаза сверкали и снизу казались Мартину двумя зеленоватыми точками-светлячками. Света катастрофически не хватало, но он заметил, что приоткрылась небольшая дверца, и нечто серое неторопливо потянулось из комнаты по ступенькам.

Вой утих, и в наступившей тишине явственно слышалось шуршание чешуек о старые доски. Перед внутренним взором волка моментально предстала змея — только они издают такой шорох.

— Мартин, поторопись! — прокричал он. Ковер-самолет полетел наверх.

Правич шагал вверх, как заведенный. Ноги не желали сгибаться, и приходилось переставлять их всем туловищем. Сердце бешено билось в каменеющей груди, и помощник колдуна проклинал все на свете за то, что не мог окаменеть сразу, как все нормальные люди. Куда-то кровь уже перестала поступать, полностью исчезла чувствительность на ногах. Но мозг все еще сохранял ясность мысли — лучше бы не сохранял, потому что разум забился в истерике, ощущая близкий конец.

— Дай мне умереть в бою, проклятый трусишка! — кричал Правич. Он рубил мечом заколоченные окна, увеличивая потоки света. Мартин спускался навстречу, вытянув меч перед собой. Доски под Правичем уже не просто скрипели, они трещали, и он торопился добраться до противника, пока не проломил лестницу увеличивающимся весом. Голова кружилась все сильнее, и в глазах двоилось.