Время побеждать. Беседы о главном - Михаил Делягин

М. ДЕЛЯГИН: — Вы все очень подробно сказали. Абсолютно и полностью согласен с Вами. Единственное, что могу уточнить: в Дагестане не весь терроризм напрямую связан с Чечней. Там есть еще собственные внутренние источники.

Согласен с тем, что вместо лечения больного зуба на него надели золотую коронку, но это слишком политкорректный образ. Дело в том, что, когда мы финансируем не только Чечню, но и другие северо — кавказские республики — это финансирование, как правило, осуществляется без должного финансового контроля, а иногда и вовсе без какого бы то ни было контроля.

А выдача денег без контроля больше напоминает выплату дани, чем оказание финансовой помощи.

Снятие режима контртеррористической операции в Чечне абсолютно преждевременно. Это вещь, которая будет аукаться очень долго. Потому что в каком режиме будет работать международный аэропорт города Грозный, знает только Аллах. Возможно, даже нынешние чеченские руководители это не очень полно себе представляют. И в целом формирование чеченской государственности в последние годы значительно опережает формирование государственности российской. Последствия этого, я думаю, понятны.

Что касается терроризма в целом, надо разделять два фактора. Первый — профессиональные террористы, которые не вычищены. А второй — это «золотой дождь», который льется туда и который не доходит до нормальных людей, но часто консолидируется в местной коррумпированной верхушке, которую кто-то в федеральном центре пытается покупать. И эта коррумпированная верхушка, насколько можно судить, на наши же деньги натравливает обычных нормальных местных людей на Россию. А с другой стороны, кого она финансирует на эти наши деньги, бог весть. Может, кто-нибудь из них финансирует и террористов.

И, наконец, третье: в условиях, когда люди на Северном Кавказе погружены в полную беспросветность и не имеют вообще никаких возможностей как-то заработать себе на жизнь — то, что мы там сейчас имеем, это еще низкий уровень терроризма, по крайней мере, относительно возможного.

Что касается спецопераций: я не специалист в этом. Но то, о чем рапортуют и что показывают по телевидению, на меня производит впечатление работы скорее на телекамеру, чем против террористов. К сожалению.

Это претензия совершенно не к тем офицерам и солдатам, кто подставляется под пули и несет потери — часто, насколько можно судить, ничем не оправданные. Это претензии к тем, кто планирует эту деятельность и руководит ей, если эту деятельность вообще кто-то планирует, и если по отношению к ней вообще можно говорить о каком-то руководстве.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: — Эдуард. Хочу высказать свое мнение. Мы все соболезнуем по поводу случившегося. Но в программе постоянно повторялось слово «шахидка». Это задевает интересы многих верующих, многих мусульман. Шахид у них в исламе имеет другое значение, не связанное с терроризмом. Думаю, мы можем своими недостаточно аккуратными словами навлечь сейчас на себя другую волну еще больших проблем.

М. ДЕЛЯГИН: — Мне кажется, мы слишком много думаем о других людях и слишком мало думаем о себе. Нам как-то не хватает здорового эгоизма, мы как-то слишком охотно жертвуем своими детьми ради совершенно чужих.

Я не слышал ни одного протеста мусульманской общественности против употребления слова «шахид» со стороны исламских террористов. Когда эти слова употребляют всякие усамы бен ладены, для «мусульманской общественности» это нормально, это не вызывает протестов. А вот когда это слово употребляется нами, это вызывает у них неудовольствие.

Пусть они сами возражают против употребления этого слова своими единоверцами, которые позорят их же собственную веру. Когда они будут протестовать против этого, когда они будут кричать на всех углах, что не имеет права какой-нибудь старик Талибаныч употреблять такое слово, вот тогда мы тоже его употреблять не будем. Но сегодня благодаря их молчанию — дай бог, если нейтральному, а не люто враждебному нам, — в русском языке слово «шахид» имеет совершенно определенное значение. И они своим молчанием к этому приложили руку.

А то вот сейчас могут позвонить итальянцы и сказать, что слово «бандитто» означает благородного партизана, и вы не смеете так называть грабителей. К сожалению, поздно: смеем, потому что определенное представление сложилось, и слово приобрело устойчивый смысл. Сетовать на искажение слово «шахид» сегодня примерно то же самое, как и негодовать по поводу того, что древний священный знак «свастика» сегодня ассоциируется с Гитлером.

Поздно, уважаемые, пить боржоми.

Вообще иногда политкорректность понимается безумным, шизофреническим образом. Доходит до того, что требуют, чтобы в христианских храмах, в которые на юге Испании превращены старые мечети, разрешили мусульманское богослужение. Но сами мусульмане ведут себя так, что о возможности аналогичных просьб в отношении аналогичных турецких мечетей даже мысли не возникает.

Политкорректность иногда хорошая вещь, но слово «шахид» уже имеет значение. И если бы это действительно кого-то всерьез затрагивало, мы употребляли бы сегодня другое слово. Потому что в критические дни 11 лет назад и даже до того, мусульманская общественность заставила бы своих единоверцев не употреблять это слово всуе. У нее такие возможности, как мне кажется, были.

Е. ЧЕРНЫХ: — Шахид в переводе с арабского означает «мученик за веру».

М. ДЕЛЯГИН: — И террористы понимают, что да, это действительно мученик за веру, он против неверных, жертвует своей жизнью, чтобы быстрее попасть в рай. Это их понимание их религии. Есть и другие понимания их религии, что, конечно, замечательно, но почему ее представители обращают свой протест именно к нам? Обращайте этот протест к ним, к террористам, представляющим вашу собственную религию. Это ваши внутриисламские выяснения отношений, и мы со стороны не можем в них вмешиваться, это будет неполиткорректно.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: — Здравствуйте, меня зовут Владимир Сергеевич. Сегодня первый день Страстной недели. Это было сделано, чтобы показать, что мусульмане сильнее христианства. Это плохо. Вот и все.

М. ДЕЛЯГИН: — Если бы организаторы теракта хотели показать, что они сильнее христианства, они сообщили бы об этом прямым текстом. Мы бы это прочитали на «Кавказ-центре» и во многих других подобного рода местах. Поскольку таких заявлений впрямую нет — тема отсутствует.

Да, ужасно, что это случилось в первый день Страстной недели, но эта такая неделя, в которую и должна вылезать всякая нечисть.

И мы не знаем, действительно ли террористы были исламистами. И, главное: таких заявлений не было. А поставьте себя на их место: для них это было бы более чем эффективно. Но они молчат — значит, у террористов были другие мотивы. Поэтому, думаю, что вот именно здесь межрелигиозный мотив не носит выраженного характера.

Е. ЧЕРНЫХ: — Как улучшить борьбу с последствиями того, что мы имеем сейчас на Кавказе, в Афганистане, Пакистане?

М. ДЕЛЯГИН: — Пакистанский, афганский след в нашем терроризме резко ослаб в 2003 году, когда началась война в Ираке и когда они переориентировались туда. Если мы увидим, что такой след восстановился, это будет страшной новостью. Но пока, насколько я понимаю, этого нет.