Соперница королевы - Виктория Холт

Катастрофой была вся нидерландская кампания, а нам она принесла еще и личное горе. Я очень привязалась к семейству Сидни, а Филипп был всеобщим любимцем. Я близко сошлась с его матерью, Мэри. Нас объединяло то, что мы обе были отлучены от двора, хотя она удалилась в ссылку добровольно, а я вынужденно. Она по-прежнему скрывала лицо за тонкой вуалью и редко появлялась при дворе, хотя королева всегда радовалась ее приезду и с уважением относилась к ее стремлению к уединению, для чего она располагала собственными апартаментами в любой из королевских резиденций.

В мае Мэри прислала мне письмо, из которого я узнала, что здоровье ее мужа стремительно ухудшается. Он уже давно болел, но наотрез отказывался отдыхать. Поэтому никого не удивило сообщение о его смерти, поступившее вскоре после получения первого письма. Я поехала в Пенсхерст, чтобы побыть с ней. Хорошо, что я это сделала, потому что в августе не стало и самой Мэри. Ее дочь, тоже Мэри, графиня Пемброк, приехала в Пенсхерст, чтобы провести с матерью последние дни ее жизни. Мы горько сожалели о том, что Филипп находится с армией в Нидерландах и не может быть с нами.

Однако позднее смерть Мэри стала казаться мне чуть ли не удачей, поскольку она умерла прежде, чем ее постигла трагедия. Я была достаточно близка с покойной и понимала, что случившееся вскоре после ее смерти стало бы самым жестоким ударом в ее жизни.

Прошел месяц после смерти леди Сидни. В сентябре Роберт решил атаковать Цутфен.

Рассказ о том, что случилось в тот день, будет по крупицам составлен намного позже, но одно было ясно сразу, а именно то, что это рассказ о безрассудстве и героизме. Я часто думаю, если бы Филипп был более практичен и менее благороден, трагедии, возможно, удалось бы избежать.

А к ней привел ряд незначительных событий. Выйдя из палатки, Филипп встретил сэра Уильяма Пелхэма, который забыл надеть щитки на ноги. Филипп тут же легкомысленно решил, что не должен иметь преимущество перед товарищем, и сбросил собственные щитки. Это был нелепый жест, за который ему пришлось заплатить высокую цену: позже, в бою, пуля пробила ему левое бедро. Он удержался на лошади, но потерял много крови. Друзья немедленно окружили его, и он сказал, что умирает не от потери крови, а от жажды. Ему в руки тут же сунули бутылку с водой. Но едва он собрался из нее отпить, как увидел на земле умирающего солдата, который еле слышно просил воды.

И тут Филипп произнес слова, которые вошли в историю.

— Возьми мою воду, — сказал он, — потому что твоя нужда превыше моей.

Его доставили на баржу Лестера, отвезли в Арнхем и разместили в одном из домов.

Узнав о том, что произошло, я отправилась к его жене, Франческе, которая, будучи на последних месяцах беременности, тем не менее приготовилась к отъезду. Она сказала, что должна ехать к нему, потому что он нуждается в заботливом уходе.

— Ты не годишься на эту роль в твоем нынешнем состоянии, — убеждала я ее, но она ничего не хотела слушать. Ее отец сказал, что, раз уж она так решительно настроена, он не станет ее останавливать.

Франческа отправилась в Арнхем. Бедная девочка, ее жизнь трудно было назвать счастливой. Однако, видимо, она его любила. Да и как можно было не любить Филиппа Сидни? Возможно, Франческа понимала, что сонеты, которые ее муж посвящал моей дочери Пенелопе, не следует воспринимать как личную обиду. Очень немногие женщины смогли бы смириться с подобной ситуацией, но Франческа была необычной женщиной.

На протяжении двадцати шести дней до своей смерти Филипп страдал от нестерпимой боли. Я знала, что это стало тяжелой утратой для Роберта, относившегося к нему как к сыну. Благодаря своей одаренности и обаянию Филипп легко завоевывал расположение окружающих. Однако, в отличие от таких мужчин, как Роберт, Хинидж, Хэттон и Рейли, он ни в ком не возбуждал зависти, поскольку был напрочь лишен честолюбия. Одним словом, он был наделен редкостными качествами.

Мне рассказывали, что королева не находила себе места от горя. Сначала она потеряла свою милую подругу Мэри Сидни, которую всегда нежно любила, а теперь умер Филипп, вызывавший ее искреннее восхищение.

Королева ненавидела войну. Она всегда считала кровопролитие бессмысленной жестокостью. Все свое правление она старательно его избегала, а теперь потеря близких друзей погрузила ее в пучину депрессии. Что касается угрозы войны с Испанией, то легкомысленная и необдуманная нидерландская авантюра не сделала ничего, чтобы ее предотвратить.

Тело Филиппа было забальзамировано и доставлено домой на корабле с черными парусами. В феврале следующего года в соборе Святого Павла состоялась поминальная служба по Филиппу Сидни.

К этому времени бедная Франческа разрешилась от бремени мертвым ребенком, чего, видимо, и следовало ожидать после всего, что ей пришлось перенести.

Поскольку зима была неподходящим временем для ведения боевых действий, Лестер вернулся в Англию, а с ним — и мой сын Эссекс.

Вначале Лестер явился ко двору. Если бы он этого не сделал, его ожидали бы неприятности, ведь его положение и без того было шатким. Я понимала, какую тревогу он испытывал, представ перед своей царственной госпожой. Эссекс приехал ко мне. Он был очень подавлен смертью Филиппа и плакал, рассказывая мне о последних часах жизни своего друга.

— Земля не знала более благородного человека! — восклицал он. — И вот он умер. Он был рад тому, что граф Лестер рядом с ним. Эти двое очень любили друг друга, и его уход стал сильным ударом для моего отчима. Филипп оставил мне свою лучшую шпагу. Надеюсь, что я окажусь достоин ее, я всегда буду ею дорожить.

Он видел бедную Франческу Сидни. Храбрая женщина, признал он, ведь в ее состоянии не следовало пускаться в плавание. Он сделает все, что в его силах, чтобы помочь ей, ведь именно этого желал бы Филипп.

Отчитавшись перед королевой, Лестер приехал ко мне. Последние испытания еще больше состарили его, настолько, что я испытала настоящий шок. Он опять перенес приступ подагры и был раздавлен депрессией, обрушившейся на него после провала триумфального шествия по Нидерландам.

Он искренне и без утайки делился со мной своими переживаниями.

— Благослови, Господь, королеву за то, что она не лишила меня своей благосклонности, — говорил он. — Представ перед ней, я упал на колени, а она заставила меня подняться, посмотрела мне в глаза, и в ее глазах стояли слезы. Она видела, что мне пришлось вынести немало страданий, и сказала, что я допустил предательство по отношению к ней. Но что огорчило ее больше всего, так это то, что я стал предателем по отношению к себе самому, потому что пренебрегал своим здоровьем, забота о котором была ее самым главным приказом при нашем расставании. И тут я понял, что прощен.

Я смотрела на него, эту грустную пародию на некогда славного Лестера, и изумлялась этой женщине. Он бросил ей вызов, посчитав, что нашел способ заполучить корону Нидерландов, хотя это подразумевало расставание с ней. Но самым сильным ударом для нее стало то, что он ожидал моего приезда, желая разделить корону со мной. Тем не менее она его простила.