Этюд в черных тонах - Хосе Карлос Сомоса

— Святой отец, поступайте так, как велит вам совесть, — прошептала я.

Филпоттс провел руками по лицу, словно бы надеясь обнаружить на нем свою совесть и выяснить, что она велит. После секундного размышления он улыбнулся:

— Видите ли, когда вы вышли из комнаты, прежде чем с ним случилось… это, мистер Холмс вкратце рассказал мне свою жизнь, которую вы, думаю, тоже представляете себе в общих чертах: пансионы с самого раннего детства, одиночество… Весьма прискорбно. Но обратите внимание! — Священник воздел толстенький палец. — Он сказал, что научился быть сильным благодаря своей семье.

— Своей… семье? — Я была поражена.

— Да. Кажется, это такие великодушные, сердечные люди…

— Ой, — вырвалось у меня.

— А потом он сделал мне признание, которое, по его словам, не предназначено для широкой огласки, потому что это на самом деле никого не касается, и тут он совершенно прав. — Розовое лицо священника подернулось печалью. Он заговорил тише. Я наклонилась вперед. — Он крещен в католичестве. Вы знали об этом?

— Нет.

— Он из католической семьи. — Филпоттс заговорил еще тише, я придвинулась еще ближе. — Кажется, Холмсы занимают высокое положение в аристократических кругах и не желают…

— Холмсы?..

— Разве я неправильно произнес фамилию? Его зовут Шерлок. Точнее, Джон Шерлок — после крещения…

— Ах да, — сказала я.

Я вздохнула и уже с упреком посмотрела на неподвижное маленькое тело, лежащее между нами. Вот пройдоха, подумала я без злости. Насмеялся над доверчивым пастором. Или он действительно считал себя Шерлоком Холмсом, действительно верил, что происходит из «великодушной» и даже «католической» семьи. Кто знает? Он ведь сумасшедший.

— Он отойдет с миром, — заверил священник, похлопывая по маленькой ладошке на одеяле. — Я решил остаться, чтобы… Ну это в самом худшем случае, — подбодрил меня Филпоттс.

Я начала постигать смысл недоговорок отца Филпоттса. И посчитала, что это вполне приемлемо. Ничего страшного не случится, если пастор его исповедает: а может быть, он и в самом деле католик. Мистер Икс — человек странный, циничный, и это далеко не все. Он мог бы быть и католиком. Но даже если он пошутил, он уже сотворил немного добра для отца Филпоттса: полное добродушное лицо пастора светилось радостью. Священник чувствовал себя полезным и нужным, он даже мог утешиться после того, как не успел проиграть партию.

Мы помолчали и вернулись к нашей драме при закрытых дверях. Я разглаживала редкие волосы на лбу мистера Икс. Холодная кожа. Он действительно умрет. Скоро. Слезы нежно гладили мои щеки. Мистер Икс умрет, подумала я. Подумала без печали. Как человек, принимающий свою судьбу. С воодушевлением мученика. Моя судьба — находиться рядом с ним в этом последнем путешествии. Я провела рукой по его лицу: орлиный нос, выступающие скулы. Я вспомнила, что точно так же сидела с моим умирающим отцом. Но прежде чем потерять сознание и погрузиться в болото последних вздохов, отец мне сказал: «Знаешь, Энни, что мне нравится больше всего? Сознавать, что я был хорошим человеком», а я смогла только кивнуть в ответ, хотя и не знала, был ли он на самом деле хорошим — отец всегда оставался для меня загадкой, — но я подтвердила правоту его слов. Потому что ему так хотелось.

И сейчас я сделала то же самое, как будто голос из прошлого сказал мне эти слова о мистере Икс.

Он был экстравагантный — возможно, и сумасшедший — и, когда ему требовалось, умел замечательно лгать. Но он был хороший человек. Он хотел меня возвысить. Он хотел, чтобы я стала женщиной, которая видит в себе красоту. Он похвалил меня, чтобы я похвалила сама себя. Он создал для меня любовь, хотя сам меня и не любил. Мою любовь к себе самой. Его глаза были зеркалами, отражавшими меня в двух цветах. Он сделал мне чудесный подарок, самый лучший и самый важный подарок — каким один человек может осчастливить другого.

Он подарил мне меня.

— Смотрите, смотрите… — Священник указывал на маленькую ладонь умирающего, которая сейчас лежала поверх его большой ладони, покрытой пигментными пятнами старости и белыми волосками. — Кажется, он хочет исповедаться… Сын мой, ты слышишь меня? Ты раскаиваешься в своих грехах?

Я не стала мешать Филпоттсу. Я не католичка, но я верую, и в ту минуту я была убеждена, что мистеру Икс — или Шерлоку Холмсу — предначертано находиться рядом с Господом.

— «Ego te absolvo»[22], — нараспев проговорил отец Филпоттс, осеняя мистера Икс крестом.

А затем в комнату вернулась тишина: упорная тишина, исполненная атеистического величия. Не важно, во что мы веруем, англиканцы мы или католики, — тишина всегда возвращается.

Не знаю, сколько еще прошло времени, но потом — о господи! — я заметила в умирающем перемену.

И даже не в нем: в его глазах. Что-то мелькнуло там, внутри, — то ли тень, то ли свет, то ли свет и тень вместе. Отец Филпоттс теперь пребывал в неподвижности, превратился в статую, как будто, исполнив свою роль, он больше не видел необходимости оставаться человеком. Возможно, он задремал и поэтому не заметил того, что увидела я. Если я вообще что-то увидела.

Я наклонилась.

Глаза мистера Икс были полуоткрыты, как и раньше. Ничего странного в них не было.

Я наклонилась ближе. Сосредоточилась на голубом глазе. Только мистер Икс обладал такой радужной оболочкой, и теперь я рассмотрела ее во всех деталях. Небесно-голубые арки по всей окружности, а в центре — круглое возвышение зрачка. Зрачок-колодец.

А его покрасневший глаз был как разверстый рот. Как вулкан.

И тогда я услышала.

Сначала я просто замерла. Мне стало страшно.

— Вы слышите? — спросила я отца Филпоттса, боясь вздохнуть.

Когда я поднимала голову, звук становился тише. Я снова наклонилась.

Это была скрипичная мелодия.

Она звучала во мне, вокруг меня. Она исходила из этих двух полостей, из его круглых глаз, и всему вокруг придавала новые очертания. Мосты, лестницы, башенки, крепостные зубцы, глубина и простор, невероятные выси, порядок внутри хаотичного лабиринта. То же было и у меня под ногами: стул куда-то исчез, растворился. Прозрачный хрусталь; телескопические колонны, тянущиеся сами из себя. Весь цвет его голубой радужки, бледность неба на рассвете. Цвет воспоминаний о море. Я становилась маленькой, крошечной, незначительной, объемля этот прозрачный мир. Я посмотрела вниз и затрепетала от головокружения.

А потом я его увидела. Я стояла, опираясь о стеклянную балюстраду, и сквозь нее были видны мои руки, я нагнулась и наконец-то увидела его — совсем-совсем далеко внизу, за тысячу шагов, со скрипкой и смычком в руках.

Мистер Икс на секунду перестал играть, поднял взгляд ко мне и улыбнулся. А потом приложил к губам палец, призывая к тишине, и снова заиграл.