Прими день грядущий - Сьюзен Виггз

Хэнс вполне обоснованно считал, что его прогнали, и, хуже того, не желают видеть вовсе. Он покачал головой: разве не смешно бегать за этой набожной и очень умной девушкой, когда, по крайней мере, в полудюжине домов его, без сомнения, ласково встретят самые избранные красавицы. Но Хэнс знал, что никто, кроме Айви, не даст ему того счастья, о котором он так страстно мечтал.

Хэнс остановил экипаж прямо перед домом Атвотеров, на Хай-стрит, недалеко от университета. Увитый плющом кирпичный фасад придавал зданию солидный и торжественный вид.

Ожидая, пока откроют дверь, Хэнс стоял на крыльце и размышлял, что же он делает здесь? Вряд ли Айви нуждается в нем: у нее понимающие родители, любимые книги, вполне независимые взгляды на жизнь.

Дверь открыла сама Айви. Хэнс стоял перед ней, охваченный страстным желанием, которое сквозило в его горящем взгляде, заставляло бешено биться сердце. С трудом взяв себя в руки, он решительно поставил на порог ногу, с грустью заметив, что Айви изменилась. Она похудела и, пожалуй, побледнела, но улыбка, осветившая ее лицо, была именно такой, о которой мечтал Хэнс.

Заметив его ногу на пороге, Айви рассмеялась журчащим музыкальным смехом, когда-то так очаровавшим Хэнса.

– Не беспокойтесь, мистер Эдер Я не захлопну дверь перед вашим носом.

Он засмеялся вместе с ней, только теперь понимая, как боялся этой встречи.

– Я сомневался. Мне кажется, я произвел на вас не слишком хорошее впечатление тогда, после бала у Кэддиков.

– Совсем наоборот, – возразила Айви, взяв его за руку и приглашая в свой элегантный дом. – Произвели очень сильное впечатление.

– Но не такое, на которое я рассчитывал, – Хэнс снял шляпу. – Я пришел, чтобы извиниться перед вами, мисс Атвотер.

Айви озабоченно приложила палец к подбородку:

– А цветы? А преклоненное колено?

Хэнс медленно покачал головой в ответ на ее шутливый тон:

– Это не для вас, мисс Атвотер. Мне кажется, вы чувствуете все намного глубже.

С этими словами Хэнс опустил руку в карман своего прекрасно сшитого сюртука и достал маленький томик в кожаном переплете.

Айви с такими сияющими глазами приняла подарок, что Хэнс почувствовал себя счастливым.

– Сонеты Шекспира! Издание Элда! О, Хэнс, ты и не представляешь, что это для меня значит! Где ты достал его?

Он улыбнулся, снова покачав головой. Интересно, что бы сказала Айви, если бы узнала, что эта книга выиграна им за карточным столом в одном из игорных клубов Нового Орлеана?

– Спрашивать об этом нечестно.

Девушка поднесла томик к лицу, с наслаждением вдыхая запах свежей типографской краски; и пока она листала страницы, Хэнс нежился в теплых лучах ее улыбки. Он с восторгом наблюдал за Айви, хотя и волновался, как мальчишка.

Неожиданно из книги выпала полоска бумаги и медленно полетела на пол.

– Что это? – спросила Айви, поднимая ее.

– Прочитай, – вдруг став серьезным, сказал Хэнс.

Девушка бросила на него недоуменный взгляд, но развернула записку. Он явственно слышал, как прервалось ее дыхание, когда она прочитала столь важные для него слова. Хэнс написал их в тот момент, когда совершенно ясно понял, что самое важное для него – это быть рядом с Айви.

«Любимая, выходи за меня замуж».

Айви долго смотрела на записку, потом медленно подняла глаза на Хэнса.

– Что это значит? – наконец спросила она. Хэнс улыбнулся своей очаровательной улыбкой, притягивающей к нему бесконечное число женщин, но ему была нужна только Айви.

– Именно то, что там написано. Я действительно хочу жениться на вас, мисс Атвотер.

– Почему?

Хэнс не ожидал подобного вопроса, хотя сам неделями размышлял об этом. В какой-то степени его решение объяснялось совершенством Айви. Она была такой правильной, такой чертовски хорошей, что Хэнс в глубине души надеялся, как это ни глупо, что хоть малая часть ее добродетелей перейдет к нему и поможет стать лучше.

– Ты мне очень нравишься, Айви, – признался он. – А скоро, я уверен, я полюблю тебя.

Девушка рассмеялась, но смех не показался Хэнсу издевательским.

– Ты решил все это на основании нашей короткой дружбы?

Хэнс кивнул и осторожно спросил:

– Ты не любишь меня, Айви?

Девушка спокойно посмотрела на него большими ясными глазами:

– Я не знаю, Хэнс. Почему ты уехал, не попрощавшись? Почему так долго не возвращался?

Хэнс нежно поцеловал ей руку.

– Мне было ужасно стыдно за то, что произошло. Я считал, что недостоин тебя, Айви.

– А сейчас?

– И сейчас недостоин. Но я подумал, может быть, ты примешь меня таким, каков я есть?

– Приму?

Хэнс сжал ее руку:

– Я настаиваю, любимая.

Девушка отвела взгляд:

– Хэнс…

– Скажи, что я должен делать, Айви: ухаживать за тобой с цветами и красивыми словами, покупать тебе подарки…

– Нет-нет, Хэнс. Не нужно этого, – покачала головой Айви и снова посмотрела на зажатый между их ладонями листок бумаги. – Пусть все будет так, как ты это делаешь. Но нам нужно время, чтобы побыть вместе и узнать друг друга.

Обняв девушку за плечи, Хэнс привлек ее к себе и заставил замолчать, быстрым поцелуем закрыв ей рот. Как только их губы сомкнулись, Хэнс понял, что он первый, кто целует Айви.

А едва заметный вздох истомы свидетельствовал о том, что она любит его.

Вот уже месяц, скитаясь по изрезанным реками и ручейками зарослям северо-западного Кентукки, по холмам и оврагам, по обширным равнинам, Люк видел окружающий мир сквозь гриву своего пегого коня. Он останавливался только для того, чтобы поесть, поспать да дать отдохнуть лошадям.

Люк посмотрел на свою спутницу и тут же был награжден приветливой улыбкой. Сила Марии поражала его. Девушка без жалоб делила с ним все тяготы их нелегкого пути: помогала вытаскивать увязшую лошадь, разводила костер, просто каждую минуту находилась рядом.

Кроме того, Мария оказалась хорошим проводником. Она безошибочно находила дорогу в этой лесной глуши, могла назвать десятки растений, разбираясь при этом, какое из них годится в качестве приправы, какое будет горчить, а каким вообще можно отравиться. Мария не раз угощала Люка вкусными лесными ягодами, каким-то чудом находя их в непролазных зарослях, а огонь разводила в считанные секунды, потерев кремень о сталь и поджигая обуглившуюся тряпку или сухой шалфей.

Люк чувствовал настоятельную потребность хоть в чем-то превзойти девушку и очень гордился собой, когда она попросила научить ее, как следует заряжать ружье. Восторг, с которым Мария подстрелила свою первую индейку, наполнил его сердце теплотой и доселе неизвестной нежностью.