Король сделки - Джон Гришэм

«Виллидж инн» был выбран секретаршей ОскараМалруни, поскольку показался ей самым новым мотелем в городе и, судя посведениям, добытым в Интернете, единственным сколько-нибудь подходящим. Проведяв нем первую ночь и позавтракав в тамошнем грязном буфете, Оскар еще раззадался вопросом: как он за такой короткий срок умудрился пасть так низко? Он,третий по успеваемости студент своего курса в Йеле, на которого еще доокончания университета обратили внимание самые процветающие фирмы с Уолл-стрити важные шишки из Вашингтона! Он, чей отец был известным врачом в Буффало, дядяслужил в Верховном суде Вермонта, а брат стал партнером в одной из самыхбогатых юридических фирм на Манхэттене.

Жена Оскара была отнюдь не в восторге от того,что он снова уезжает в какую-то дыру охотиться за клиентами. Его и самого отэтого коробило.

Работавший с ним в связке врач был боливийцем,который говорил по-английски, но с таким акцентом, что и «доброе утро» былотрудно разобрать. В свои двадцать пять лет он выглядел на шестнадцать даже взеленом медицинском костюме, на котором настоял Оскар, чтобы вызывать большедоверия у пациентов. Медицинскую школу доктор Лайван окончил на карибскомострове Гренада. Оскар нашел его имя в разделе «Ищу работу» какого-то журнала иплатил ему фиксированную сумму – две тысячи долларов в день.

Малруни действовал на передовой, Лайван – втылу. В единственной на весь мотель гостиной имелась мятая ширма, которую им струдом удалось расставить, чтобы разделить помещение надвое. Когда без четвертидевять Нора вошла в передний отсек, Оскар взглянул на часы и как можно любезнеесказал:

– Доброе утро, мэм.

Она явилась на пятнадцать минут раньше срока,но, в конце концов, они все равно начинали работать еще до девяти.

«Мэм» была одной из тех женщин, которых онвстречал во множестве, колеся по округу Колумбия. Она принадлежала другомумиру, не тому, в котором вырос он сам.

Едва взглянув на пришедшую, Оскар определил:ничтожный счет в банке, минимум триста фунтов веса, а может, и ближе кчетыремстам. Стыдно, что он научился с первого взгляда оценивать людей, каккакой-нибудь ярмарочный торговец. Стыдно, что он вообще этим занимается.

– Вы адвокат? – спросила Мэри-Бет с большимподозрением. Оскар и к этому уже привык.

– Да, мэм. Врач – за перегородкой. Вы должнысначала заполнить кое-какие бумаги. – Он передал ей бланки анкеты, составленнойтак, чтобы было понятно любому дураку. – Если возникнут вопросы, я судовольствием помогу.

Мэри– Бет и Нора уселись на складные стулья.Нора тяжело рухнула на свой, она уже начала потеть. Через несколько минутсестры окончательно запутались в вопросах анкеты, однако все было тихо, покадверь не открылась снова и на пороге не появилась еще одна тучная женщина. Онамоментально засекла Нору, а та, повернув голову, уставилась на нее как баран нановые ворота: две толстухи, застигнутые на месте «преступления».

– Входите, – сказал Оскар с приветливойулыбкой, напоминавшей улыбку торговца автомобилями. Уговорив новую клиенткуподойти к столу, он сунул ей в руку анкеты и проводил в другой конец комнаты.Что-то между двумястами пятьюдесятью и двумястами семьюдесятью пятью, отметилон про себя.

Каждый тест стоил тысячу долларов. Клиенткой«Тощего Бена» становилась одна из примерно десяти посетительниц. В среднемсумма компенсации составляла от ста пятидесяти до двухсот тысяч долларов. Онискребли по сусекам, потому что восемьдесят процентов дел перехватили раньшедругие адвокатские конторы по всей стране. Но и объедки кое-чего стоили. Не дилофт,конечно, однако тоже может принести миллионы.

Заполнив анкету, Нора с трудом встала. Оскарпринял бумаги, проверил, переспросил, действительно ли она принимала именно этосредство, потом расписался внизу.

– Сюда, мэм, вас ждет врач.

Нора с трудом протиснулась через широкий зазорза ширму. Мэри-Бет осталась поговорить с адвокатом.

Лайван представился Норе, но она не поняла нислова. Он тоже ее не понимал, но, измерив давление, сокрушенно покачал головой:сто восемьдесят на сто сорок. И пульс убийственный – сто тридцать ударов вминуту. Он указал на промышленные весы, и она нехотя встала на них. Триставосемьдесят восемь фунтов. Сорок четыре года. При таких данных ей, можносчитать, повезет, если удастся дожить до пятидесяти.

Открыв боковую дверцу, Лайван провел толстухув пристыкованный к ней микроавтобус.

– Тест проводится здесь, – сказал он.

Внутри передвижной амбулатории ожидали двалаборанта в белых халатах – мужчина и женщина.

– Это что? – испуганно спросила Нора, указываяпальцем на ближайший аппарат.

– Эхокардиограф, – пояснил мужчина, выговоркоторого она, слава Богу, понимала.

– Мы сделаем эхокардиограмму груди и получимцифровое изображение вашего сердца и сосудов. Это займет всего десять минут, –добавила женщина.

– И совершенно безболезненно, – заверилмужчина.

Закрыв глаза, Нора стала молиться, чтобы неумереть.

Дело «Тощего Бена» было столь доходным потому,что не требовало сложных исследований. Со временем препарат, мало помогавшийснижению веса, способствовал, причем неуклонно, истончению стенки аорты, чтогрозило аневризмой, или развитию недостаточности митрального клапана.Достаточно было обнаружить хотя бы двадцатипроцентное отклонение от нормы, ипациент автоматически получал право присоединиться к иску.

Доктор Лайван изучил эхограмму, пока Норапродолжала молиться с закрытыми глазами, взглянул на лаборантов, поднял вверхбольшой палец: двадцать два процента! – и вышел в переднюю часть помещения, гдеОскар, шурша бумагами, обслуживал набившихся в комнату предполагаемых клиентов.Малруни вернулся с врачом в задний отсек, где уже сидела Нора, бледная и судорожноглотавшая апельсиновый сок, и чуть было не выпалил: «Поздравляю, мисс Тэккет,ваша аорта достаточно ослаблена», но поздравлять в данном случае было уместнолишь адвокатов. Позвали Мэри-Бет, и Оскар объяснил сестрам юридическуюпроцедуру, акцентируя лишь выигрышные моменты.

Эхокардиограмма будет изученавысококвалифицированным кардиологом, чье заключение передадуткоординатору-регистратору коллективного иска. Шкала компенсаций уже утвержденасудьей.

– Сколько? – спросила Мэри-Бет, которую,похоже, деньги занимали куда больше, чем здоровье сестры. Нора снова молчамолилась.