Лазоревый грех - Лорел Гамильтон

Тот, что в кепочке, сказал что-то, чего я из-за стекла неуслышала. Блондин очень медленно опустил руку, и двигатель смолк. Тиканьезатихающего мотора четко раздавалось в наступившей тишине.

Тот, что в кепке с козырьком, был явно недоволен. Хоть глазаего закрывали солнечные очки, по очертанию губ это было несомненно. Руки онпо-прежнему держал внизу. Блондин вернул руку на руль.

— Руки так, чтобы мы их видели, — сказалая. — Живо!

Руки блондина задрожали на баранке, будто он положил бы ихтуда, где я их буду видеть, если бы они уже не были на виду. Он что-то сказалсвоему спутнику, и владелец козырька покачал головой.

Я опустила ствол, сделала глубокий вдох, задержала дыхание,прицелилась и медленно и осторожно выдохнула, давя на спусковой крючок. Выстрелв тишине бухнул громко, и я не сразу услышала шипение воздуха из пробитой шины.Я снова навела ствол на окно блондина.

Он резко распахнул глаза и что-то быстро и лихорадочно сталговорить своему напарнику.

— Бобби Ли! — позвала я. — Пусть кто-нибудь стой стороны машины приставит ствол к пассажирскому окну.

— И выстрелит?

— Пока нет. А если придется стрелять, то чтобы той жепулей не задело блондина. — Я посмотрела на него. — И цельсясоответственно.

Это оказалась Клодия. Она шагнула вперед и приставила стволк окну, чуть нагнув ствол вниз, чтобы не попасть в человека на соседнемсиденье. У пуль есть очень противная склонность лететь дальше, чем тебехочется.

Она спросила, не глядя на меня, не отрывая глаз от человека,в которого целилась:

— Мне его убить?

— Нам для допроса нужен только один, — ответила я.

Она улыбнулась, блеснув белыми зубами, и это красивое лицо враме черных волос стало свирепым и пугающим.

— Отлично.

— Я не буду повторять второй раз. Руки туда, где нам ихбудет видно. Иначе...

Он не поднял рук. Либо он глуп, либо...

— Бобби Ли, нам кто-нибудь прикрывает спину?

— Ты в смысле, нет ли у них резерва?

— Ага. Либо он здорово упрям, либо ждет подмоги.

Он сказал что-то быстро и резко, похоже было на немецкий, ноэто не было по-немецки. Южный акцент исчез сразу. Кое-кто из крысолюдовповернулся в другую сторону, озирая периметр. Мы были на открытом месте, к нам неподкрасться. Единственная реальная опасность была бы, если бы у кого-то тамбыла винтовка с оптическим прицелом. Со снайперами нам было поделать нечего, араз так, мы и волноваться не стали, притворившись, что этого не может быть, азаниматься надо тем, что есть. Но участок кожи у меня на спине от лопаток дозатылка покрылся гусиной кожей, будто я ощущала на себе взгляд прицела. Я несомневалась, что это воображение, но мое воображение вечно создает проблемы,когда я на взводе. Я попыталась думать о чем-нибудь другом, например, почемуэтот мудак не задирает клешни в гору.

Я целилась одной рукой и могла освободить левую. Я понялапалец — раз, потом второй — два.

Блондин бешено что-то говорил. До меня долетали обрывкиголоса — судя по интонациям, «да подними же ты руки!».

Я начала поднимать третий палец, когда владелец кепкивытащил руки наверх — медленно. Они были пусты, но я любые деньги была готовапоставить, что на коленях у него какая-то неприятная железяка есть. Не может небыть.

Клодия продолжала держать пистолет у окна. Я думаю, потомучто ей не велели его убирать. И мне, честно говоря, это нравилось. Онадостаточно близко на случай, если этот тип полезет за своей железкой.

Я сделала понятный всем жест — покрутила рукой в воздухе,приказывая открыть окно. Машина у них была такая старая, что это действительнонадо было делать, вращая ручку. Блондин медленно, аккуратно опустил стекло, адругая рука его будто приклеилась к рулю. Осторожный человек — мне этонравится.

Он опустил стекло, положил руки снова на руль и ничего несказал. Он не пытался изображать невиновность или каяться в вине. Просто сидел.И хорошо.

Я была достаточно низкорослой, чтобы почти не наклоняясь,увидеть колени второго. Там ничего не было, то есть он сбросил на пол то, чтодержал на руках. Чтобы мы не видели. Что же это за чертовина у него там?

Я чуть повысила голос:

— Ты, в кепке, положи руки на приборную доску, медленнои плашмя. И если ты их оттуда двинешь, получишь пулю. Это ясно?

Он не смотрел на меня.

— Это ясно?

Он стал передвигать руки к приборной доске:

— Ясно.

— Зачем вы за мной следили? — спросила я,обращаясь в основном к блондину, потому что уже понимала: второй по своей волене слишком много сообщит.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

У него был едва заметный немецкий акцент, а у меня слишкоммного родственников с таким же акцентом, чтобы его не узнать. Конечно, им всемуже за шестьдесят, и они старую родину не видели сто лет. Я готова былапоспорить, что наш блондин — более поздний импортный товар.

— Куда девался ваш синий джип? — спросила я.

Его лицо стало неподвижным.

— Я тебе говорил, — сказал тот, что с козырьком.

— Ну да, мы вас засекли, — подтвердила я. —Это было не слишком трудно.

— Вы бы нас не увидели, если бы не виляли, как пьяные, —сказал Блондинчик.

— Извините, технические причины.

— Ага. Например, что один из вас стал мохнатым, —съязвил владелец козырька.

Определенно средний американец. Средний кто угодно, безмалейшего акцента.

— И вас так заинтересовало, что у нас случилось, что выподъехали поближе посмотреть.

На это никто из них ничего не ответил.

— Сейчас вы оба выйдете из этой машины — оченьмедленно. Если кто-то из вас полезет за оружием, погибнуть могут оба. Мне длядопроса нужен только один, второй просто в нагрузку. Я очень постараюсьсохранить одного из вас, но пальцем не шевельну, чтобы спасти обоих, потому чтооба мне не нужны. Это ясно?

Блондин ответил «да», а его напарник — «как, блин,стеклышко, на фиг». Определенно американец: только у нас такая поэтичная речь.

И тут я услышала сирены. Они были близко, очень близко, какперед нашим зданием. Хотелось бы думать, что они едут мимо, но если у тебястолько обнаженных стволов, на это рассчитывать нельзя.

— Когда нужен коп, его днем с огнем не сыщешь, —вздохнул Бобби Ли. — Попробуй сделать что-нибудь незаконное, они как мухина мед слетаются.

Владелец кепочки сказал:

— Если вы уберете пистолеты раньше, чем покажутся копы,мы сделаем вид, что ничего этого не было.