Лазоревый грех - Лорел Гамильтон

— Анита... — сказал он тихо.

Я протянула поднятую ладонь, потому что, если сейчас менякто-нибудь пожалеет, я рассыплюсь на части. А этого я не могла себе позволить.Раз поднялся Ашер, то и Мюзетт, наверное, тоже. В обычном состоянии такая мысльдала бы мне возможность проверить, нет ли поблизости вампира. Сегодня она былапустой. И я была пустой. Такое состояние Марианна, моя учительница впарапсихических делах, называет головной слепотой. Иногда это бывает отпотрясения — физического, эмоционального или еще какого-нибудь. И я ни хрена небуду стоить во всем метафизическом, пока это состояние не пройдет. Еслипройдет. Сейчас ощущение было такое, будто вот сейчас мир разверзнется у меняпод ногами и поглотит меня большой черной дырой, которая пожирает мое сердце.

— В чем дело, Натэниел?

Я едва могла шепнуть. Прокашлялась, чтобы повторить, но онуслышал и так.

— Те двое, что ехали за нами в синем джипе, сидят всвоей машине и наблюдают за служебной стоянкой. У них другая машина, но они теже самые.

Я кивнула, и черная дыра у моих ног начала закрываться. Ещебыло больно, еще голова была слепой, но все это не важно. Пулям плевать,насколько ты одарен парапсихически. Им на все плевать. Они тебе не будутустраивать сцены насчет твоих правил в личной жизни. Конечно, то же относится ик собакам, но после стрельбы мне не надо убирать за собой веником и совочком.Иногда нужен пластиковый мешок для тела, но обычно это уже не моя забота.

Я почувствовала себя лучше. Увереннее, ровнее. Вот этаработа для меня.

— Найди Бобби Ли. И пусть возьмет лучших людей, что унего есть, для автомобильной коробки.

— Автомобильной коробки?

— Мы их возьмем в коробочку и узнаем, что им от наснадо.

— А если они не захотят говорить? — спросил он.

Я посмотрела на него, надевая кобуру и расстегивая ремень,чтобы ее передвинуть. И ничего не ответила, пока не переместила пистолет ровнотуда, куда хотела. Мне приходится носить рукоятку чуть ниже, чем я бы хотеладля скорости, но если натыкаешься краем пистолета на собственную грудь, этозамедляет движение еще больше. Так что приходится чуть ниже. Легенды гласят,что амазонки отрубали себе грудь, чтобы лучше стрелять из лука. Я не верю. Ядумаю, это еще один пример мужских предрассудков — что женщина не может бытьвеликим воином, если не отрежет от себя свою женскую суть — символически илиеще как. Мы можем быть воинами, только надо снаряжение закреплять чутокпо-другому.

Натэниел посмотрел на меня очень серьезно:

— А я не взял пистолета.

— Вот это отлично, потому что тебя там не будет.

— Анита...

— Нет, Натэниел. Я тебя научила обращаться с оружием,чтобы ты не прострелил себе ногу и в крайнем случае мог себя защитить. Сейчасне крайний случай. Я хочу, чтобы ты остался внутри и не лез под выстрелы.

Что-то мелькнуло на его лице, что-то похожее на упрямство. Итут же исчезло, но упрямство — это такая вещь, которой я на лице Натэниела невидела никогда. Я хотела, чтобы он был более самостоятельным, но не болееупрямым. Единственный человек в моей жизни, который всегда делает, что я прошуи когда прошу. В эту минуту для меня это было ценно.

Я его обняла, и, наверное, для нас обоих это былонеожиданно. Я шепнула ему в ухо, в сладкий ванильный запах щеки:

— Пожалуйста, сделай как я прошу.

Он на миг затих, потом обвил меня руками и шепнул в ответ:

— Сделаю.

Я отодвинулась, медленно, глядя ему в лицо, желая спросить,считает ли и он мои «правила» бременем, лишила ли я и его жизнь наслаждения? Яне спросила, потому что, честно говоря, не хотела знать. Не то чтобы мнеизменила храбрость — скорее меня одолела трусость. Свою дозу горькой правды яна этот день уже получила.

Я поцеловала его в щеку и пошла искать Бобби Ли. Вот ему ядоверяла быть на линии огня. Но не только в этом дело: с Бобби Ли я не сплю. Яего не люблю. А любовь иногда делает тебя эгоистичным. Иногда глупым. А иногданапоминает, за что ты любишь пистолеты.

Я в бинокль рассматривала машину, припаркованную на дальнемуглу стоянки для сотрудников «Цирка проклятых». Натэниел был прав: это были теже двое, но сейчас они сидели в большой золотистой «импале» шестидесятыхпримерно годов. Большая старая машина, но в хорошем состоянии. И еще она оченьотличалась от новенького синего джипа, на котором они ездили днем. Сейчас зарулем сидел блондин. В бинокль я могла только сказать, что он моложе сорока истарше двадцати пяти. Чисто выбрит, одет в черную водолазку, на носу очки вметаллической оправе. Глаза светлые — серые или серовато-голубые.

Темноволосый надел кепочку с козырьком и сменил солнечныеочки на пару чуть побольше. Лицо тонкое, тоже чисто выбритое, с приличнойбородавкой в углу рта. Скорее даже родинкой.

Я смотрела и гадала, отчего они хотя бы не читают газету, непьют кофе, ничем вообще не занимаются.

Они сделали все, что должны были сделать, согласно КейсиКрайм Стопперз 101. Они сменили машину. Они слегка изменили внешность. И всеэто вполне помогло бы, если бы они не сидели рядом с «Цирком проклятых», ничегоне делая. Как бы ты хорошо ни замаскировался, мало кто будет сидеть в машинеранним утром, ничего не делая. Тем более что парковка для сотрудников в этовремя почти пустая. После наступления темноты они могли бы здесь припарковатьсяи не быть замеченными так быстро, но в такое время здесь не скрыться.

Бобби Ли объяснил мне все советы из Кейси Крайм Стоппера иеще кое-что.

— Если бы они не сменили машину и если бы никак непопытались изменить внешность, это значило бы, что им плевать, засекла ты ихили нет. Или что они хотят быть замеченными. Но они достаточно многое изменили,так что я думаю, они в самом деле за тобой следят.

Я отдала ему бинокль.

— И зачем они за мной следят?

— Обычно, когда за тобой начинают следить, ты знаешьзачем.

— Я думала, они могут оказаться ренфилдами, работающимина Мюзетт и компанию, но вряд ли ренфилды стали бы так менять внешность. Обычноони не самые умные люди в этом мире.

Бобби Ли усмехнулся:

— Как это выходит, что у тебя среди кровососов столькодрузей, а ты все равно так презрительно к ним относишься?

Я пожала плечами — совсем не грациозно. Этого я никогда неумела.

— Просто везение такое.

Улыбка на лице Бобби Ли осталась, но глаза стали серьезными.

— И что будем делать с этими двумя?

На миг я подумала, что он имеет в виду Ашера и Жан-Клода,потом сообразила, что он про этих двух йэху в «импале». И сам факт, что я насекунду восприняла его иначе, свидетельствует, насколько я была рассеянной.Такая рассеянность в перестрелке приводит к гибели.