И корабль тонет… - Владимир Гурвич

Но Ромов прекрасно отдавал себе отчет, что в данном случае все совсем иначе, плагиат был полным. Как и установленный его виновник. Если эта история всплывет наружу, его репутация будет погублена надолго, если не навсегда. А чем он будет зарабатывать на жизнь? Теперь его судьба в руках Суздальцева и Шаронова. Почему-то он был почти уверен, что с Суздальцевым как-то, но договориться удастся. Ему достаточно что-то пообещать, и он согласится держать язык за зубами. Правда, что именно обещать, Ромов пока не представлял. Гонорара ему теперь не видать, как собственных ушей. Поэтому придется идти на любые условия Суздальцева.

А вот как поступить с Шароновым, Ромов не представлял. Хотя тот и сказал, что его вопрос плагиата не интересует, это вовсе не гарантия того, что он не предаст его огласке. Предлагать же ему что-либо абсолютно бессмысленно, ему нужны только деньги для лечения сына. На все же остальное материальное ему глубоко наплевать.

Была еще одна причина, мучавшая Ромова; ему было очень стыдно перед Шароновым за свой поступок. И самое скверное, ничем не удавалось заглушить это чувство. Даже целая бутыль виски не помогла. В пьяном виде оно лишь усиливалось, становилось таким острым, что Ромов не находил себе места. Он не понимал, что такое с ним творится, в своей жизни он совершил не так уж и мало некрасивых поступков. И совестью до сих пор не мучился, считал, что подобные вещи укладываются в пределы дозволенного. Но с этим чертовым магом или гуру — не поймешь, кто он, все не так. От него идет какая-то странная энергия, даже если он ничего не говорит. Достаточно ему просто находится рядом, и он, Ромов явственно ее ощущает. И это отнюдь его не радует. Он предпочитает обычных людей, от которых знаешь, что можно ожидать, к которым можно найти подход. А в данном случае ничего не понятно. И это раздражает и угнетает.

Попробовать с ним переговорить? Идея неплохая, вот только о чем? От дальнейшей работы над проектом, он, Ромов, все же не отстранен. Значит, формальный повод для разговора есть. Тогда надо попробовать, иначе он не успокоится.

Ромов обошел всю яхту, но Шаронова нигде не обнаружил. Значит, он в каюте. Идти туда ему не хотелось, придется общаться не только с ним, но и с его женушкой. А она вызывало в нем непонятное чувство¸ которое он не мог даже выразить словами. Чем-то она напоминала ему мать, которую он всегда немного боялся. Но не потому что она была чрезмерно строгой, а потому что олицетворяла некую силу, которая была выше его. И все же он должен себя преодолеть.

Шароновы явно Ромова не ждали. Они даже не особенно скрывали своего удивления его появлением. Он почувствовал раздражение, могли бы сделать вид, что ему, если и не рады, то вполне нормально относятся к его визиту. Ну да ладно, одно к одному.

— Я пришел с вами объясниться, — объявил Ромов.

— На счет чего? — поинтересовался Шаронов.

Ромову показалось, что его мысли заняты чем-то другим.

— Эта история…

— Да нет никакой истории. Не беспокойтесь.

— Нет, я должен вам все разъяснить.

— Что именно?

— Я чувствую себя очень виноватым. Мне очень неприятно, что все так произошло. Но вас сценарий мне показался очень хорошим. И я не утерпел. До сих пор не понимаю, как у меня так получилось. Уверяю вас, ничего подобного раньше со мной не случалось.

— Мы верим вам, — вмешалась в мужской разговор Ольга Анатольевна.

— Это правда?

— У нас нет причин вас обманывать, — сказала женщина.

— Я же вам уже говорил, что не придаю этому обстоятельству никакого значения, — снова заверил Шаронов.

— Да я помню, и я за это вам очень признателен. Но могу обратиться с просьбой.

— Конечно.

— Никому про это не рассказывать. Это вы меня простили. А другие только обрадуются, узнав про этот случай.

— Никому рассказывать и не собирался, — пожал плечами Шаронов. — Я написал еще несколько эпизодов сценария. Хотите почитать?

— Конечно, хочу. Все, что вы пишите, это замечательно, — решил Ромов, что лесть не помешает. И понял, что ошибся. Шаронов разгадал его маневр.

— Послушайте, Евгений Вадимович, я, в самом деле, не придаю значения этому эпизоду. Я вообще придерживаюсь мнения, что человеку не принадлежит ничего, в том числе и созданные им произведения.

— Кому же тогда они принадлежат? — удивился Ромов.

— Никому. Вернее, тому, кто является единственным автором всего и вся. Мы лишь посредники, мы лишь воспроизводим то, что он нам поручает воспроизвести. Поэтому вопросы плагиата, воровства произведений мне представляются необоснованными.

— Но тогда получается, что и гонорары никто не имеет права получать, все они должны отправляться прямиком туда… — посмотрел на потолок Ромов.

— Именно так. Это обстоятельство и стало одной из главных причин, почему я перестал заниматься творчеством. Я посчитал неэтичным получать деньги за то, что мне по большому счету не принадлежит.

Ромов чуть не свалился со стула, такого заявления он не ожидал даже от Шаронова. Он, в самом деле, не совсем нормальный. Иначе как это еще можно назвать?

— Но вы же сейчас согласились…

— В силу экстренных обстоятельств. Не будь их, поверьте, я бы не стал этого делать.

— Я верю, — пробормотал Ромов.

— Я вовсе не агитирую вас перейти в мою веру.

— Честно говоря, мне было бы затруднительно отказаться от гонораров. Других источников существования у меня нет.

— Их всегда можно найти, — вставила Ольга Анатольевна. — Андрей некоторое время после того, как перестал писать сценарии, работал дворником. И ничего страшного ни с ним, ни с семьей не случилось. Опуститься вниз бывает морально тяжелей, чем подняться наверх. И те, кто не в состоянии сделать последнее, стараются любыми путями удержаться на прежнем уровне. Ради этого подчас готовы на самые ужасные и мерзкие поступки. Я всегда уважаю тех, кто сознательно опускается на более низкую социальную ступень.

Ромов с трудом сдержал вдруг закипевшее раздражение. Тоже мне учителя праведности; если им так приспичило, пусть опускаются на самое дно. А вот он хочет ровно наоборот, с него подняться, как можно выше. Ему с Шароновым никогда не будет по пути.

— Раз у нас зашел такой откровенный разговор, то я скажу то, что мне хотелось вам раньше это сказать, — проговорил Шаронов. — Вы уверенны, что занимаетесь своим делом?

— Вы считаете, что я безнадежен?

— Я так не сказал. Но я не уверен, что у вас есть подлинный талант. Умение — да, но талант. Это совсем другая категория. Есть ли смысл всю жизнь провести в ожидании славы и денег? Пока не поздно, надо отыскать другую стезю.

— Дворницкую.

— Не исключено. По крайней мере, на первом этапе.

— А что на втором?