Наказание жилищем. Жилищная политика в СССР как средство управления людьми. 1917-1937 - Марк Меерович

Ведомственное жилье существует также и в форме общежитий. И оно также полностью находится в ведении заводской администрации. Места в общежитиях закрепляются за людьми лишь на срок их работы на данном предприятии. Увольняясь, работник обязан освободить жилье. Квартиры в общежитиях начальствующего состава военнослужащих закрепляются также не за людьми, аза должностями. Получил новую (высокую) должность — получи новую (более лучшую) квартиру. Утратил занимаемую должность (понижен в должности) — освободи занимаемую жилплощадь. Люди вынуждены держаться за место работы и должность из страха оказаться с семьей и скарбом на улице.

Такая, сознательно формируемая и поддерживаемая властью зависимость людей от жилища (в условиях его острого дефицита) принуждает их к послушанию в производственных взаимоотношениях и прилежанию в трудовой деятельности.

Но и здесь сказывается извечное несоответствие идеальных схем, с одной стороны, и реалий повседневности — с другой. Допустим, уволили работника и, в соответствии с установленными принципами, обязаны выселить его из ведомственного жилища, но его жена работает на том же предприятии — и принцип не срабатывает, так как жена остается проживать на законных основаниях, а уволенный муж — вместе с ней. Или постановили рабочему выселиться, а он принес ходатайство (например, из райкома партии или профсоюза кожевенников с просьбой отсрочить исполнение решения, так как он «сознательный рабочий и активист») — и тянется перетекание бумажек из кабинета в кабинет, а рассмотрение вопроса откладывается. Или предписали бывшему работнику освободить помещение, а он нагло не делает этого и живет, пока дело потихоньку перемещается в сферу компетенции милиции, осуществляющей принудительное выселение; а при условии, что у администрации, в условиях почти постоянного аврала, руки не доходят до «дожимания» своих же собственных решений, подобное может длиться довольно долго. Или... В результате, как очень часто получается, административного ресурса на местах хронически не хватает для оперативного и точного исполнения «принципиальной линии», предписываемой свыше.

Стать членом кооператива можно также лишь по месту работы (вступив в жилищно-строительное кооперативное товарищество), либо будучи вселенным местной властью в дома жилищной кооперации (что также возможно лишь при наличии ходатайства с места работы).

Таким же образом происходит вселение и в частное жилище. Когда нужно, власть совершенно свободно распоряжается частным жилищем, используя его как резерв для снятия острой жилищной нужды. Распоряжается так, будто жилище находится в ее полном ведении, что фактически таковым и является, хотя в целом и не подкреплено законодательно. Но так как законотворчество также находится в руках власти, эта преграда оказывается легко преодолимой — когда требуется, принимаются «локальные» постановления, законодательно разрешающие местным исполнительным органам распоряжение не принадлежащим им жилым фондом. Так, например, в 1935 году складывается ситуация острой нехватки жилищ в городах, получивших статус краевых и областных центров (в Кирове, Красноярске, Пятигорске, Ессентуках, Минеральных Водах, Оренбурге, Орске, Омске, Куйбышеве и др.), что вызывает стремительное увеличение числа привлеченных госслужащих и чиновников советского и партийного аппаратов, которых необходимо срочно расселять.

Серия распоряжений ВЦИК и СНК РСФСР, изданных в этот период[958] с целью разрешения указанной проблемы, содержит практически одну и ту же формулировку: «Снизить норму жилой площади до 5 кв. м на чел. Приостановить действие постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 15 августа 1926 г. об ограничении принудительных уплотнений и переселений в квартирах. Разрешить городскому совету производить изъятие 20 % жилой площади в тех частновладельческих (демуниципализированых и немуниципализированных) домах, где это изъятие может дать отдельное помещение не ниже минимальной нормы»[959].

Причем тот факт, что частновладельческое жилище является при этом немуниципализированным (то есть не отбиралось у владельцев и формально продолжает оставаться в их хозяйственном ведении) или демуниципализированным (то есть возвращенным владельцам при условии восстановления, ремонта, рачительной эксплуатации и иного хозяйственного попечительства под гарантии невыселения) не играет никакой роли — власть распоряжается для разрешения жилищной нужды частновладельческим жилищем как своим собственным (муниципализированным).

Частное и кооперативное жилище в рамках государственной жилищной политики, ввиду целенаправленно сформированного властью законодательства по этому вопросу, лишено всяческой самостоятельности и фактически является «неявной» формой государственного подчинения и распоряжения. Нужда населения в жилище используется властью как подспорье в решении организационно-управленческих задач.

Сознательно формируемая и поддерживаемая зависимость людей от жилища направлена не только на основные массы трудящихся, но и на слой руководящей номенклатуры. Средства, используемые по отношению к нему, иного рода. Власть стимулирует номенклатуру на служение себе за счет поощрения жилищем — уже к середине 30-х годов для партийно-советской верхушки главным признаком принадлежности к классу властьимущих, признаком высокого социального положения, признаком причастности к власти становится индивидуальная квартира. Партийно-административная элита уже попробовала жить в коммуналках и не нашла в этом особой привлекательности — жизнь в коммуне оказалась не слишком комфортной, а идея коллективизации быта — чересчур уравнительной. И те, кто может позволить себе выскользнуть из-под влияния коммун (или коммунальных квартир), в которые они попали в первые послереволюционные годы — выскальзывают. В Петрограде представители номенклатуры начинают покидать коммуналки в 1922-1923 годы[960] — власть расселяет для себя большие коммунальные квартиры. А к началу 40-х годов проживание номенклатурных партийно-советских работников в отдельной квартире становится нормой.

Автор монографии «Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии» Н. Б. Лебина приводит архивные данные, иллюстрирующие этот процесс на примере ленинградской партийно-правительственной элиты: «... секретарь обкома ВКП(б) М. С. Чудов приехал в Ленинград из Москвы в 1928 г. Он с женой поселился в квартире 40 дома 23/59 по Кронверкской улице. Однако уже в 1930, женившись во второй раз на Л. К. Шапошниковой, секретаре областного совета профессиональных союзов, он переезжает в дом 21 на Кронверкской ул., в квартиру 8. Через пару лет чета Чудовых-Шапошниковых вернулась в дом 23/59, но уже в квартиру 103, явно освобожденную для них. Ранее в квартире 103 жило 25 человек. Семья же Чудова насчитывала всего 3 человека»[961].