Арабский халифат. Золотой век ислама - Юлиус Велльхаузен

Мухаммед ибн Али осудил Хидаша, но не раньше его смерти. Говорят, что он был подлым врагом, сеявшим плевелы среди пшеницы, совратителем и притом вождем народа, как если бы он снизошел на партию и ее организацию в уже готовом виде. Брошенную им приманку назвали хуррамитством. В действительности секта, которую он возглавлял и расширял, была хашимитской. Хуррамитство было не сектой, а общей вольнодумной тенденцией. Они протестовали против иудеизации ислама, как они это называли, то есть против его меланхолического пуританства; они хотели сохранить свои права на природу и удовольствия, поэтому присоединились к коренному иранскому язычеству. Также они могли находиться под влиянием социалистических идей, которые действительно прекрасно подходили для целей мавали. Как рассказывают, хуррамиты и равандиты возродили общность жен, которую прежде проповедовал Маздак. Вполне вероятно, что Хидаш не противился этой тенденции, но поддерживал ее и использовал к своей выгоде, но очень маловероятно, что это было камнем преткновения для Аббасидов. В то время они собирали вокруг себя еретиков; лишь позднее, достигнув цели, они отбросили их и стали ортодоксальными мусульманами. Вначале Аббасиды старались повернуть всевозможные течения шиитской оппозиции любого толка так, чтобы они лили на их мельницу. Их главная цель была негативной – сбросить Омейядов. О позитивной цели они умалчивали – захватить халифат для себя. Как правило, перед своими сторонниками они представали в роли не столько политических претендентов, сколько орудий переворота, которого желает Бог. На первое место они ставили не самих себя, а свое призвание, борьбу за правое дело против неправого. Они просили верности не себе и своему имени, а некоему неназываемому потомку Мухаммеда, кандидатура которого будет решена впоследствии. Даже среди их основателей, которые, надо думать, были посвящены во все, были те, кто лишь позднее стал ясно представлять себе истинную цель. Они всеми силами старались скрывать, что эта цель состоит в смещении Фатимидов, и создавали впечатление, будто работают на них, представая в Хорасане и других областях мстителями за мучеников-Фатимидов; еще менее они могли отвергать и отрицать другую ветвь шиизма, в чьей поддержке они нуждались для того, чтобы сбросить Фатимидов. Шииты могли верить во что хотели и жить так, как хотели; для Аббасидов это были второстепенные вопросы. В первую очередь их заботило то, чтобы шииты оставались их приверженцами. Вольнодумство хашимитов их не волновало, но что имело для них первостепенное значение, так это независимая организация партии в Хорасане вследствие крупного восстания под предводительством Хидаша. В Мерве был сформирован местный комитет, который, разумеется, не желал оставаться на коротком поводке у Куфы, притом что отнюдь не отказывался от верности самому Мухаммеду ибн Али. Однако возникла опасность, что в Хорасане бразды могут выскользнуть из его рук, ведь он держал их только через Куфу. Поэтому он воспользовался личным авторитетом, которым еще обладал среди хорасанских вождей, чтобы заставить их отказаться от независимости и подчиниться визирю в Куфе, и в конце концов ему с трудом удалось переманить на свою сторону их лидера Сулеймана ибн Касира. Хотя в 120 году от хиджры хорасанцы в Мерве отвергли куфийского визиря Аббасидов в Куфе, они оказали ему дружественный прием в 126 и 127 годах, а также передали ему собранные деньги. В иных случаях они доставляли деньги непосредственно имаму и посещали его не в Хумайме, а в Мекке. Паломничество давало революционерам удобную возможность беспрепятственно встречаться друг с другом. Личные отношения с имамом становились более активными и – из-за передачи денег – более реалистическими.

Ибрахим, сын и преемник Мухаммеда ибн Али, предпринял решительный шаг, чтобы полностью взять в свои руки бразды правления в Хорасане, отправив туда Абу Муслима. Происхождение его неизвестно, и рассказы о нем недостоверны. Известно, что он был не арабом, а иранцем, рабом или клиентом в Куфе. Еще в юности он обратил на себя внимание аббасидской партии, и Ибрахим решил привлечь его к себе. Он принял его в семью, посвятил в свои интересы и сделал доверенным лицом. В 128 году Абу Муслим получил постоянное положение как представитель священного семейства в Хорасане, где благодаря прежним частым приездам он был хорошо известен, и назначен главой. Время пришло. Мятежные арабские племена выгнали Насра из Мерва, и руки Омейядов были связаны повсеместно распространившимися восстаниями[273].

Подопечный мавла предлагал Аббасидам лучшие гарантии в Хорасане, нежели свободный араб, который до той поры стоял во главе хашимитов. Конечно, Абу Муслим не мог напрямую сменить Сулеймана ибн Касира и, напротив, получил приказ относиться к нему с уважением и следовать его советам. Но Сулейман ибн Касир все равно увидел в нем противника, угрожавшего его положению. Его прошлое ясно говорит нам, что он не принял Абу Муслима с распростертыми объятиями; следовательно, положение того в Мерве было непростым. Не в его пользу также говорило и то, что он женился на женщине из семейства одного из глав – Абу Наджма; его считали перебежчиком, он не мог идти вперед плечом к плечу с Сулейманом и счел полезным отойти на задний план.

Он покинул Мерв и снова отправился в Куфу, но, когда он был уже в Кумисе, одной ногой за границей Хорасана, его вынудили вернуться. В Мерве произошли перемены; народ показал, что готов повиноваться ему как всемогущему представителю наследников пророка, и он весьма успешно взялся за подготовку к восстанию. Видимо, он был вынужден остановить эту деятельность из-за путешествия в Мекку, которое он совершил с несколькими собратьями по движению в джумаде ас-сани 129 года, чтобы передать тамошнему имаму собранные деньги. Но когда Абу Муслим добрался до западной границы Хорасана, он заставил таита Кахтабу ибн Шабиба поехать в Мекку, а сам отправился обратно в Мерв. Паломничество было для него лишь предлогом. На самом же деле он хотел посетить рассеянных шиитов всех оттенков убеждений, привлечь их на свою сторону и подготовить к предстоящему восстанию. Чтобы вступить в сообщение с их вождями, он прошел через весь Западный Хорасан до самых границ Джурджана и обратно, пробыв значительное время в некоторых местах, представлявших важность для шиитов. Вернувшись в Мерв, он стал действовать открыто.

Различая два путешествия Абу Муслима, я следую анонимному рассказу у ат-Табари. В первый раз он уехал из Мерва, потому что не мог сохранить там свое положение. Второй раз он под предлогом паломничества проехал через Западный Хорасан с целью агитации. Аль-Мадаини упоминает только одну поездку – вторую. Он ничего не говорит об опасных разногласиях между Абу Муслимом и Сулейманом. Но, как верно подмечает ван Влотен, эти разногласия имели все шансы разрешиться в его пользу. И все-таки мы, конечно, могли бы удовольствоваться одним путешествием. Можно понять это в том смысле, что Абу Муслим, поскольку не смог укрепиться в Мерве, попытался сам упрочить свое положение в Западном Хорасане. Однако паломничество, которое он предпринял вместе с мервцами, не укладывается в эту гипотезу. Прежде всего, возникают хронологические несоответствия, так как праздник, на который они ехали, проходил в конце 129 года; Кахтаба же вернулся из Мекки лишь в 130 году. Но в это время мятеж при Абу Муслиме в Мерве шел уже полным ходом, поскольку он разразился сразу после его возвращения из подготовительной поездки. Его разрыв с Сулейманом и последующий вынужденный отъезд из Мерва должен был состояться раньше, вскоре после его первого прибытия туда в 128 году. Возможно, путаница происходит из-за того обстоятельства, что Абу Муслим в обоих путешествиях добрался до западной границы Хорасана и там повернул назад.