На заре человечества. Неизвестная история наших предков - Николас Уэйд

Ни одна тема не вызывает у лингвистов таких сомнений, как разговор о первом человеческом языке. Заводить его, по мнению ученых, бессмысленно, потому что каждый серьезный специалист знает, что историю языков нельзя реконструировать дальше, чем на 5000 лет, в самом лучшем случае – на 10 000. «С тем, что мы сегодня знаем об изменчивости языков и о вероятности, – пишет Джоанна Николс, – происхождение языков и их прошлое состояние могут быть прослежены не далее чем приблизительно на 10 000 лет назад. Сейчас разрабатываются методы, которые позволяют заглянуть в гораздо более ранние эпохи, но они не просматривают наследования. Это означает, помимо прочего, что лингвистика никогда не сможет применить филогенетический анализ в вопросе о том, когда возник язык и восходят ли все человеческие языки к единому корню»{300}.

Возможно, прогноз Николс оправдается, однако у биологов взгляд на будущее несколько бодрее. ДНК позволяет строить филогенетические деревья, уходящие вглубь времен на сотни миллионов лет, и расстояние в 50 000 лет – для нее все равно что вчера. Если индоевропейский язык действительно начал разделяться 8700 лет назад, как показывают подсчеты Грея, то языки, возможно, реконструируемы до значительно более ранних стадий, чем считали лингвисты.

Самое существование списка Сводеша доказывает, что есть слова, сохраняющиеся дольше других. Могут ли какие-то слова сохраниться неизменными настолько долго, чтобы мы смогли воссоздать дерево языков в 5 раз древнее того, которое составил Грей, т. е. почти дотягивающееся до единого праязыка? У некоторых слов – новый, язык, где, ты, один, что, имя, как – период полураспада превышает 13 000 лет, а семь слов – я, мы, кто, два, три, четыре, пять – по расчетам Марка Пейгла, еще более устойчивы к изменениям. Такие слова, по мнению Пейгла, «потенциально могут пронизывать очень мощные толщи времени», глубже, чем слой в 5000–10 000 лет, которым часто ограничивают возможности сбора языковых данных{301}. Слово со значением «один», отмечает Пейгл, имеет период полураспада 21 000 лет, а это означает, что с 22 %-ной вероятностью оно и за 50 000 лет не изменилось.

Могут ли эти слова-долгожители обнажить генеалогию языков, единый праязык? Гринберга забавляла мысль о том, что ему удалось найти слово, которое может быть реликтом первого языка человечества. Это упомянутая уже группа когнатов со значением «один/палец/показывать» и произведенная от корня *tik. Гринберг нашел, что во многих из выделенных им макросемей когнаты этого слова присутствуют по меньшей мере в одном языке. Он рассказывал об этой группе в лекции 1977 г., но никогда печатно, может быть, из-за каких-то сомнений, может, из опасения очередного града насмешек со стороны коллег-лингвистов.

В евразийской семье, как мы отметили, к гнезду *tik относятся слова от английского digital и греческого daktulos до эскимосского tiqik (указательный палец). По данным Меррита Рулена, Гринберг сначала заметил, что в нескольких языках нило-сахарской семьи, которую он тогда описывал, есть слова с общей фонетической структурой t-k и со значением «один»{302}. Праафразийское слово «один», согласно реконструкции, звучало как *tak. В австроазиатской семье есть кхмерское слово tai – кисть руки и вьетнамское tay с тем же значением. Несколько слов со звуковым комплексом tik и со значениями «палец» или «один» существуют в америндских языках.

Даже сторонники Гринберга досадливо морщились от предположения, что слово *tik может быть отголоском того самого, первого языка. Но очень возможно, что некоторые слова, используемые сегодня, имеют чрезвычайно древнюю родословную, и *tik – это и в самом деле слабый, но отчетливый шепот из тех далеких дней, когда мир был единым.

С началом оседлости и зарождением сельского хозяйства человеческие сообщества выбрали путь, разительно отличный от собирательского кочевья – единственного дотоле известного людям образа жизни. Новые формы поведения, сложившиеся у человека, позволили ему строить сложноорганизованные общества и городские цивилизации.

Люди научились обходиться с чужаками, как с родней: по крайней мере в ситуациях взаимного обмена и торговли. Они управляли жизнью общества с помощью религиозных ритуалов. Защищали территорию от соседних племен или сами нападали на них, если момент казался удобным. Оседлость потребовала разделения функций: чиновники распоряжаются излишками, жрецы устраивают религиозные церемонии, вожди и короли управляют внешней торговлей и обороной.

Первые города появляются в Южной Месопотамии около 6000 лет назад. Урук, город с большими общественными зданиями на территории нынешнего Ирака, занимал площадь более 200 га. Городу требовались множество работников и администрация, чтобы их вербовать и кормить. Чем сложнее становились общественные механизмы, тем более тонких умений, а возможно, и особых когнитивных способностей – таких, которые собиратели точно не имели возможности развить, – требовало управление ими. Изобретение письменности, датируемое приблизительно 3400 г. до н. э., открыло дорогу историческим хроникам. В Египте, Месопотамии, Индии и Китае возникли первые великие городские цивилизации. Эксперимент с человечеством перешел в новую фазу.