Жилище в пустыне (сборник) - Томас Майн Рид

Известен случай, когда в большом стаде на протяжении шести месяцев погибло от вампира несколько сот голов, и вакеро, которым выплачивают известную премию за каждого убитого вампира, перебили их больше семи тысяч штук в течение одного только года. Есть даже люди, которые сделали эту охоту своей профессией, так как скотовладельцы всячески поощряют и щедро вознаграждают истребителей этих отвратительных животных.

Индейцы и путешественники сильно страдают от вампиров и должны на ночь заворачиваться в одеяло, несмотря на жару, так как иначе кровожадные летучие мыши непременно накинулись бы на часть тела, оставшуюся открытой.

Вампиры обыкновенно присасываются к большому пальцу на ноге, быть может, потому, что он чаще всего оказывается обнаженным. Случается, что из нескольких человек, спящих рядом, одни становятся жертвами вампиров, а другие даже не привлекают к себе их внимания. По всей вероятности, во вкусе крови между людьми существует какое-то различие, в котором отлично разбирается это животное.

Чтобы отогнать вампира, некоторые употребляют кайенский перец, натирая им кожу, но это средство не всегда оказывается действенным. К нему же прибегают и при лечении ран, нанесенных этими хищниками.

Кроме вампира в Южной Америке водится множество всякого рода летучих мышей. Вообще можно сказать, что если во всем классе млекопитающих отдел рукокрылых имеет наибольшее количество разновидностей, то на долю тропической Америки приходится наибольшее число этих отвратительных созданий.

Некоторые виды летучих мышей питаются только насекомыми, другие употребляют исключительно растительную пищу, но все они одинаково уродливы, причем многим из них свойствен еще и отвратительный запах, что, впрочем, не мешает индейцам и даже французским креолам, живущим в Гвиане, считать суп из летучих мышей настоящим лакомством. Это ли не блестящее подтверждение того, что на вкус и цвет товарища нет!

Гуапо также, по-видимому, любил мясо вампира; когда пришла его очередь дежурить, он подобрал убитого хищника, насадил его на палку, как на вертел, и, зажарив на костре, съел с аппетитом.

На следующее утро, проснувшись, наши путешественники с удивлением увидели четырнадцать штук летучих мышей, лежащих на земле; всех их убил ночыо Гуапо, но это был не единственный сюрприз в то утро. Когда вся семья направилась к плоту, ее внимание было привлечено странным видом одного дерева, которое оказалось сплошь покрытым гнездами или пучками какого-то мха, сильно походившими на отрепья. Подойдя ближе к этому дереву, путники увидели, что это была огромная стая летучих мышей, повисших на ветвях в самых разнообразных положениях; все они спали самым глубоким сном. Одни висели вниз головою, другие уцепились за ветку крылом, третьи ухватились за сук загнутым кончиком хвоста. Были, наконец, и такие, которые держались за ствол, впившись когтями в какую-нибудь трещину в коре.

Это был самый страшный насест, какой только приходилось встречать нашим героям-путешественникам; несколько минут они с изумлением рассматривали это зрелище, затем, перейдя на плот, продолжали свое путешествие, спускаясь, как и накануне, вниз по течению реки.

Они проплыли свыше двадцати миль и могли бы еще продолжать путешествие, так как до вечера было далеко, но они предпочли остановиться на ночлег в удобном месте, боясь, что уже больше не встретят такого на своем пути.

Это был мыс, лишенный всякой растительности и в период дождей совершенно покрывавшийся водою, так что в течение нескольких месяцев он составлял часть русла реки. Но когда наши путешественники причалили к нему, почва его была вполне суха и как будто утоптана ногами животных. Действительно, это было любимое место отдыха морских свинок, которые останавливались здесь, приходя к реке. Кроме того, видны были тут следы пекари и тапиров, а также отпечатки ног болотных птиц, которые приходили сюда, когда почва была еще влажной.

Деревьев, к которым можно было бы подвесить гамаки, не было, но зато поверхность земли была настолько гладка, что можно было на ней свободно растянуться и спать, не боясь ни нападения летучих мышей, которые живут лишь в густой части леса, ни нападения змей, которые также, в виде общего правила, избегают открытых местностей.

Ягуары также навряд ли забрели бы сюда, и это было последним доводом, склонившим дона Пабло пристать к мысу и провести на нем ночь.

Плот поместили за мысом, выше по течению, чтобы его не унесло, и, когда все сошли на берег, Гуапо вместе с Леоном отправился за дровами в лес, находившийся не больше, чем в ста метрах от берега.

По дороге они обратили внимание на особую породу пальм, которых до тех пор ни разу не встречали. Высокий ствол этих деревьев был увешан шаровидной кроной крупных перистых листьев. Ствол этот очень тонкий по сравнению с высотою, сверху донизу усеян длинными, расположенными кольцеобразно шипами; в густой зелени листвы желтеют огромные кисти плодов, похожих на персик, и каждый величиной с абрикос, почему это дерево и носит название «пупуна» или «перихао», то есть персиковая пальма.

Гуапо знал, что эти плоды замечательно вкусны в печеном виде, и решил запастись ими на ужин. Индейцы очень любят их и разводят целые плантации перихао вокруг своих селений. Но так как добраться до верхушки этих деревьев очень трудно, они привязывают от одной пальмы к другой поперечные палки, образующие нечто вроде лестницы. Что же касается Гуапо, то для него единственным средством достать вожделенные плоды было только срубить дерево.

Он остановил свой выбор на самой молодой пальме, так как даже нестарые деревья этой породы уже настолько тверды, что острие топора притупляется с первого же удара. Быть может, это самое твердое из всех деревьев Южной Америки. Индейцы пользуются его шипами как иголками, чтобы накалывать кожу при татуировке; впрочем, и другие части этого красивого дерева находят себе у них полезное применение.

Ара и другие птицы, питающиеся плодами, предпочитают пупу ну всем остальным видам пальм. Однако если не считать человека, то из всех живых существ только птицы могут пользоваться ее плодами, так как шипы, покрывающие ствол, делают дерево недосягаемым для самых искусных лазунов. Тем не менее, невзирая на это препятствие и на высоту ствола, плодами пупуны умудряется лакомиться особая порода обезьян, никогда не упускающих случая сделать это, как только он им представляется.

Гуапо и Леон вернулись к месту ночлега, нагруженные дровами и плодами; развели большой огонь, поставили на него котелок, и все уселись в ожидании, пока сварится ужин.

В то время как они сидели спокойно, обмениваясь впечатлениями сегодняшнего дня, до их слуха донесся странный шум: резкие крики и писк перемешивались с ревом, лаем и бормотанием, к которым иногда присоединялся треск валежника и шелест листьев. Этот загадочный шум был бы совершенно непонятен для наших путешественников, если бы Гуапо не объяснил, что это пробирается стадо обезьян, в которых, по их крикам, он узнал маримонд.

Маримонды114 – ненастоящие ревуны, хотя и принадлежат к одному с ними семейству. Они являются разновидностью подотряда четырехлапых, называемых так вследствие недоразвития большого пальца. Зато из всех цепкохвостых обезьян у маримонд хвост наиболее сильно развит; они пользуются им при перепрыгивании с дерева на дерево, хватают им предметы, до которых не могут дотянуться передними лапами, и виснут на нем, уцепившись за ветви, причем сохраняют это положение во время сна и даже иногда после смерти.