Мертвое озеро - Рэйчел Кейн

Он осторожен. Он огибает меня на некотором расстоянии. Я смутно вижу его сквозь ресницы, склеенные дождем. У него дробовик. Он подбирается ближе.

Ближе.

И вот он уже здесь.

Я вижу грязные носки его ботинок и край джинсов, тоже облепленных грязью. Ствол дробовика направлен не на меня, а в землю между нами. Он все еще может убить меня. Нужно лишь легкое движение, чтобы сместить ствол и выстрелить, но он наслаждается зрелищем. Ему нравится видеть меня сломленной.

– Глупая, глупая женщина, – говорит Грэм. – Он так и сказал, что ты попадешься на эту удочку. – Его голос становится жестче, резче. – Поднимай свою бесполезную задницу, и я отведу тебя к твоим детям.

Мне в голову приходит случайная мысль: я задумываюсь о том, где жена Грэма. Я чувствую невероятный прилив жалости к его сыновьям, которых растит такой отец. Но все это мимолетно, потому что внутри я чувствую себя такой же холодной и твердой, как ствол этого дробовика. Как любое оружие.

Потому что я вовсе не умираю здесь.

Я не умру.

Едва шевелюсь, делая вид, что я слаба, разбита, но пытаюсь повиноваться ему. Чуть смещаю правую руку и поднимаюсь на колени, и одновременно с этим спокойно и плавно вскидываю пистолет.

Он видит свою ошибку, только когда я нажимаю на спуск.

Я посылаю пулю в тщательно выбранное место. Я не стреляю ему в голову или даже в солнечное сплетение. Я целюсь в нервный узел на правом плече Грэма. Он – правша, как и я.

Пуля с полым наконечником входит точно туда, куда я и хотела. Я почти вижу, как от соударения она раскрывается, расцветает бритвенно-острыми лепестками, раздирает его плечо, перерезает нервы, разбивает кости. Рана в плечо – это не то простое, чистое повреждение, которое показывают в кино и по телевизору; с ней не побегаешь. Если все сделать правильно, рана в плечо может навсегда лишить человека возможности пользоваться рукой.

А я все сделала правильно.

Грэм издает крик – короткий и резкий. Отшатывается назад и пытается поднять дробовик, и шок даже позволил бы ему сделать это – вот только я разорвала нервы и мышцы, которые физически необходимы для этого. Вместо этого он роняет ружье и вслепую пытается нашарить его пальцами, которые больше не способны сомкнуться на прикладе. Ему больно, очень больно, но относительно раны в плечо сценаристы правы в одном: она, скорее всего, не смертельна.

По крайней мере, от нее не умирают сразу.

Я поднимаюсь на ноги. Сейчас мне тепло, я спокойна и уверенна, как в тире. Грэм все пытается поднять дробовик, но я пинком отбрасываю оружие прочь, и он улыбается мне странной, усталой улыбкой.

– Ты, гребаная сучка, – произносит он. – Ты должна была стать легкой добычей.

– Джина Ройял была бы легкой добычей, – отвечаю я. – Скажи мне, где они.

– Да пошла ты…

– Я отпустила твоего сына, хотя могла бы убить его.

Это в некоторой степени доходит до него. Я вижу, как в его лице что-то меняется. Это больше похоже на мгновенную судорогу – но это неподдельное движение души.

– Я оставлю тебя в живых, если ты скажешь мне, где мои дети. Я не хочу тебя убивать.

– Пошла. Ты. Они не твои. Они его. Он хочет их вернуть. Они нужны ему. Ты тут ни при чем, Джина.

– Ну ладно, – говорю я и делаю шаг вправо, и Грэм настороженно смещается в ту же сторону, держась лицом ко мне. Я повторяю это снова и снова, пока не оказываюсь спиной к машине, а он – спиной к тропе. – Значит, сделаем это трудным способом.

Лэнс не ожидает подвоха, когда я делаю шаг вперед и толкаю его. От шока он лишился всей своей ловкости и скорости реакции. Я ни за что не попыталась бы, не будь он уже ранен, но все получилось идеально. Грэм качается назад и кричит. Ноги его проскальзывают в грязи, он всем весом падает назад, и я вижу, как острый окровавленный конец ветви, на которую я едва не напоролась во время своего бегства, выходит из его живота, чуть повыше того места, где располагается печень. Эта рана тоже не приносит мгновенную смерть, но она серьезная. Очень серьезная. Лэнс дергается и обламывает ветку, падая в грязь. Пытается ухватиться за обломок и вытащить его, но снаружи торчит не так много, а правая рука у Грэма почти не действует.

– Вытащи! Вытащи! – Голос его делается высоким и отчаянным. – Ради Бога!

Дождь уже почти прекратился. Грэм извивается на мокрой земле, скользя пальцами по уродливому, острому обломку, измазанному его кровью, и я сажусь на корточки и приставляю пистолет к его голове.

– Не поминай имя Божие всуе, – напоминаю я ему. – К тому же это не похоже на молитву. Скажи мне, где мои дети, и я приведу к тебе помощь. А если не скажешь, я просто оставлю тебя здесь. В этих лесах водятся черные медведи, кугуары, дикие свиньи… Им не понадобится много времени, чтобы найти тебя.

Моя раненая рука ужасно болит, словно охваченная огнем. Но несмотря на это, я сохраняю спокойствие. Любой признак слабости может оказаться фатальным.

Лицо Грэма становится мучнисто-белым, это хорошо видно даже в темноте. Я забираю у него из кармана ключи от машины. На поясе у него висит нож в ножнах – я забираю и нож. Потом достаю из его кармана телефон. Чтобы разблокировать его, нужен отпечаток пальца, и я беру неудержимо трясущуюся правую руку Грэма, чтобы прижать его палец к сенсорному экрану. Первые две попытки неудачны – он пытается отдернуть руку, – но наконец телефон разблокирован, им можно пользоваться.

– Последний шанс, – говорю я, забирая дробовик Грэма. – Скажи мне, где они, и я оставлю тебя в живых.

Лэнс открывает рот, и на секунду мне кажется, что он все-таки скажет это мне. Он выглядит неожиданно напуганным. Уязвимым. Но Грэм снова сжимает губы, не сказав ни слова, и просто смотрит на меня. Я гадаю, чего же он так боится. Меня? Нет.

Мэлвина.

– Мэлу плевать, выживешь ты или умрешь, – говорю я почти с сочувствием. – Скажи мне. Я могу тебя спасти.

Я вижу момент, когда Грэм ломается. Момент, когда его фантазии улетучиваются и холодная истина ситуации действительно доходит до него. Мэлвин Ройял не явится, чтобы спасти его. Никто не явится. Если я оставлю его здесь, он умрет от потери крови, а дикие животные разорвут его на куски – или, если ему не повезет, это произойдет в обратном порядке. Природа безжалостна.

Так же, как я, если это необходимо.

– Охотничья хижина, – произносит он. – На горе. Мой дед построил. Они там. – Облизывает побелевшие губы. – Мои парни их сторожат.

– Ты – сукин сын. Они же все просто дети!

Он не отвечает. Я чувствую прилив гнева и слабости, и мне хочется поскорее покончить со всем этим делом. Я отворачиваюсь и иду по липкой грязи к машине. Грэм, конечно, пытается подняться, но с раной в плече и пробитым насквозь животом ничего не может сделать. Холод пока что сохраняет ему жизнь, замедляя кровопотерю. Я залезаю во внедорожник, включаю двигатель и начинаю пролистывать список контактов в телефоне, ища номер Кеции Клермонт.