Око Озириса - Ричард Остин Фримен

Я развернул лист и прочел:

– «Комитет общества покровительства умалишенным выносит на рассмотрение…» Что это такое?

– Ох, простите, доктор Джервис! Я перепутала и дала вам другую бумагу. Какая я рассеянная, право! Это петиция… Ты помнишь, Джульет, того докучливого господина, который не давал мне покоя, требуя денег на благотворительность? Мне пришлось выставить его за дверь и в резких выражениях объяснить, что милосердие прививается в семье, а не навязывается какими-то сомнительными обществами. Хвала Богу, никто из наших родственников не тронулся умом, но прежде всего мы должны заботиться о близких людях, не правда ли? А затем…

– Тетя, – прервала ее Джульет, на бледных щеках которой заиграл слабый румянец, – вы случайно не потеряли ту бумагу? Давайте я помогу вам поискать в кошельке. Вот это не она? Выглядит не такой потертой, как другие. – Джульет аккуратно извлекла листок из-под кучи ниток и лоскутков, развернула, пробежала глазами и протянула мне: – Да, это те самые показания.

Я взял документ и взглянул на него с жадным любопытством. Голова у меня тотчас же закружилась, а сердце неистово забилось. В глаза мне бросился заголовок «Показания относительно пальцеграфа», и в перекладинах каждой из трех буковок «н» я совершенно отчетливо различил маленький интервал наподобие разрыва. Я был так ошеломлен, что застыл на месте. Одно совпадение – еще куда ни шло, но два одновременно, причем второе, с литерой «н», столь уникальное, выходили за пределы вероятного. Казалось, идентификация не допускала сомнений, и все же…

– Что с вами, наш дорогой юрисконсульт? – пробудила меня от оцепенения Джульет в своей прежней непринужденно-веселой манере.

Я не сразу нашелся, что сказать, а продолжал стоять, держа бумагу в руке; мой рассеянный взгляд бессмысленно скользил по фонарному столбу напротив. Наконец я велел себе собраться с мыслями и стал внимательно читать текст, обнаружив, что первый же параграф требует обсуждения.

– Миссис Хорнби, – обратился я к леди, – на вопрос: «Откуда у вас пальцеграф?», вы отвечаете: «Точно не помню, наверное, купила его в книжном киоске на вокзале». Но ведь пальцеграф принес в дом и дал вам Уолтер?

– Я думала так же, – кивнула дама, – но племянник уверяет, будто я все перепутала, а ведь память у него куда лучше, чем у меня.

– Но, тетя, я прекрасно помню: пальцеграф у вас от Уолтера, – вмешалась Джульет. – Это случилось в тот вечер, когда у нас обедали Колли, и мы не знали, как их развлечь. Вскоре к нам присоединился Уолтер, показал пальцеграф, и все его разглядывали.

– А-а, точно, ты права, дорогая, – спохватилась миссис Хорнби. – Как хорошо, что вы меня поправили! Надо изменить этот ответ.

– По-моему, миссис Хорнби, вам не следует обращать на эту бумагу никакого внимания, – посоветовал я. – Она лишь запутает вас и создаст трудности. Отвечайте на вопросы, которые вам зададут, так, как сможете, а если чего-то не помните, честно признайтесь.

– Мудрый план, – поддержала меня Джульет. – Тетя, отдайте доктору Джервису этот листочек и положитесь на собственную память.

– Ох, милая, я так волнуюсь, – пробормотала миссис Хорнби. – Как же я без подсказок? Мне страшно. Впрочем, ладно, забирайте бумагу, доктор Джервис, или выбросите ее.

Я без лишних слов сложил лист, сунул его в карман, и мы отправились в суд: миссис Хорнби – периодически выплескивая свои эмоции в потоках бессвязной болтовни, а Джульет – молча и рассеянно. Я пытался слушать старшую леди и из вежливости поддерживать светскую беседу, но мои мысли зациклились на лежавшей у меня в кармане бумаге, а в голове крутилось поразительное открытие, которое, вроде бы, объясняло тайну отравленной сигары.

Возможно ли, что Уолтер Хорнби – и есть господин Х.? Это казалось невероятным, поскольку до сих пор на Уолтера не падала ни тень подозрения. И, однако, его описание весьма примечательным образом соответствовало характеристикам гипотетического мистера X. Он – человек с некоторыми средствами и положением в обществе, он образован, обладает познаниями в химии и навыками в механике. Изобретателен ли он? Об этом я не мог судить, зато убедился в том, что недавно Уолтер купил подержанный «бликенсдерфер» скорее всего той разновидности, на которую указал Торндайк, так как машинка была приобретена у друга-литератора, и плюс ко всему – буква «н» на этой машинке имела характерную отметину.

Пункт о наличии у Торндайка эксклюзивной информации об Уолтере оставался для меня туманным – я ничего не знал об этом. Я мысленно упрекнул своего коллегу в том, что он не посвятил меня в столь важный вопрос, как вдруг меня словно озарило, и я вздрогнул, испытав самый настоящий приступ угрызений совести. Во время наших свиданий я сообщал Джульет немало подробностей, которые она по своей наивной доверчивости могла передавать Уолтеру. Например, я зачем-то рассказал ей, что Торндайк любит трихинопольские сигары с обрезанными кончиками. Что, если она поделилась этими сведениями с Уолтером, у которого как раз хранился запас таких сигар? Я лихорадочно принялся вспоминать дальше. О времени нашего прибытия ночным поездом на Кингс-Кросс я уведомил Джульет в письме, которое не являлось конфиденциальным, и ничего удивительного, что во время семейного обеда, когда все Хорнби собрались за столом, эту новость узнал и Уолтер. Последний довод показался мне настолько убедительным, что меня бросило сначала в жар, а затем в холодный пот. Единственная соломинка, за которую я цеплялся, – что кузен Рубена не мог быть таким отъявленным злодеем и не имел мотивов совершать столь ужасные преступления.

Я решительно взял себя в руки и стал рассуждать. Миссис Хорнби получила от Уолтера пальцеграф, но ведь и ее муж, Джон Хорнби, имел доступ к этой игрушке. Почему бы ему не раздобыть отпечатки пальцев Рубена и впоследствии не использовать их в своих подлых целях? Характеристики мистера Х. подходили к старшему Хорнби точно так же, как и к младшему. Правда, я не представлял, обладает ли Джон Хорнби особыми навыками в механике, но мои подозрения уже направились в его сторону, и я вспомнил, что Торндайк никоим образом не отвергал моей версии, связывавшей Джона Хорнби с кражей алмазов.

На этом пункте мои раздумья прервала миссис Хорнби, которая сжала мне руку и испустила глубокий вздох. Мы достигли угла Олд-Бейли, и перед нами выросли хмурые стены Ньюгетской тюрьмы, за которыми сидел Рубен Хорнби и другие узники, ожидавшие суда. Я бросил тяжелый взгляд на массивную каменную кладку с въевшейся городской грязью, поежился, как от озноба, прекратил свои умозрения и весь отдался во власть драмы, близившейся к кульминации.

Мы спустились по старой улице, отравленной горечью человеческих трагедий, страхов, потерь и несбывшихся надежд, в направлении угрюмой тюрьмы и, проследовав мимо кованых металлических ворот, ведущих в мрачные казематы и через тюремный двор прямо на эшафот, подошли к главному входу в здание суда. Я испытал немалое облегчение, увидев, что Торндайк уже на месте и ждет нас, ибо миссис Хорнби находилась в одном шаге от истерики, хоть и прикладывала героические усилия, чтобы сдержать свои чувства. Щеки Джульет, всю дорогу казавшейся спокойной и невозмутимой, внезапно сделались восковыми, в глазах девушки застыл страх. Я попросил Торндайка поскорее провести нас внутрь, чтобы леди были избавлены от контактов с полицейскими, охранявшими все подъезды и двери.