Песнь Бернадетте. Черная месса - Франц Верфель

выдержит боли от ожога, подумал он. Хотя языки пламени высовывались лишь между пальцами, они тем не менее все время касались и самих пальцев и поэтому должны были повредить по крайней мере поверхностные слои кожи, то есть вызвать ожог. Стоит вспомнить, как наши пальцы отдергиваются, если ненароком приблизятся к пламени. Однако Дозу заметил по часам, что пламя свечи облизывало бесчувственную руку Бернадетты в течение десяти минут. Лишь после этого она поднялась с колен и, словно ничего не случилось, направилась к Гроту. Вероятно, Дама попросила ее подойти ближе. Когда видение исчезло, доктор тотчас же обследовал руку девочки. Она была слегка закопчена, но совершенно не повреждена. Не было ни малейшего ожога. После этого доктор взял из рук одной женщины горящую свечу и осторожно приблизил ее к руке девочки. Бернадетта тут же вскрикнула: «Что вы делаете? Почему вы хотите меня обжечь?»

Дозу рассказывает все это сухими словами и заключает:

– Я видел это собственными глазами. Клянусь вам, господин декан, если бы вы рассказали мне эту историю, я бы высмеял вас от души.

Мари Доминик Перамаль вскакивает с кресла и взволнованно ходит по комнате.

– Как же вы все это объясняете? – спрашивает он наконец.

– Я читал об индийских факирах и святых, – возражает Дозу. – Они разрешают похоронить себя живьем, проходят сквозь пламя и лежат на утыканных гвоздями досках без всякого вреда для здоровья. Может, все это и правда, а может, и вымысел. Если правда, то мы, врачи, должны признать, что человеческий организм под влиянием неизвестных нам духовных или душевных энергий может впадать в состояние, противоречащее законам материи…

– Но Бернадетта – не индийский факир и не изощренный аскет, а обычная невежественная девочка! – взрывается Перамаль. – Это не объяснение!

Тут уж и доктор вскакивает со своего места и раздраженно бросает:

– Господин декан, вы все время требуете объяснений от меня. Но я пришел к вам, чтобы услышать ваши объяснения. Которых все еще жду…

Перамаль продолжает молча мерить шагами комнату: в душе его все перемешалось, его мучат сомнения, которые он все еще не может преодолеть.

Глава двадцать восьмая

Адольф Лакаде решается на государственный переворот

Мэр сияет. Его густая, с сильной проседью борода задорным клинышком выдается вперед меж синеватыми брылами. Дело в том, что на его письменном столе в мэрии лежит письмо от его друга, ученого аптекаря Латура из Три. В письме содержится результат анализа пробы, взятой из источника в Гроте Массабьель: мэра радует не только сама дружеская услуга, но главным образом чрезвычайно благоприятный результат этой высоконаучной экспертизы. Адольф Лакаде ничего не смыслит в химии, зато кое-что смыслит в пропагандистском значении благозвучных научных терминов. В тщательно составленном Латуром перечне – он похож на объемистый рецепт медицинского светила – первым номером значатся хлористые соединения извести и магния, причем особо подчеркивается – в значительных количествах. Хлор – это хорошо, известь и магний тоже. Все врачи прописывают и хлор, и магний, и известь. Как мило со стороны этих трех основных элементов фармацевтики, что они смешиваются в одном крошечном родничке в целебную смесь! «Это еще только под номером один», – довольно улыбаясь, думает Лакаде, вновь углубляясь в чтение этого приятного отчета, сквозь который уже проглядывает фата-моргана еще более приятных отчетов. После хлоратов сомкнутыми рядами следуют карбонаты. А карбонаты, как всем известно, не хуже хлоратов, в особенности если они соединяются с содой, как в анализируемой пробе. Столько-то смыслит в фармацевтике старый гурман Лакаде – после обильного обеда с дюжиной перемен ложечка бикарбоната натрия приносит желаемое облегчение. Глядите-ка, это облегчение лурдский источник приносит чревоугодникам бесплатно! Насчет ценности силикатов, значащихся в перечне под номером три, мэр менее осведомлен. Но с какой стати он должен относиться к ним с недоверием, когда они выступают в паре с алюминием, который, по всей видимости, весьма достойный уважения металл? Но что в воде источника присутствуют и окись железа, которую прописывают малокровным детям, и фосфор, дающий энергию организму, это уже превосходит самые наилучшие ожидания. Остается лишь «органическая материя», завершающая список под номером семь. Наличие этой органической материи, в которой, видимо, и таится целительный эффект воды, производит на Лакаде самое благоприятное впечатление. И звучит так изумительно философично, и представляет собой еще не известное науке вещество, где, вероятно, и содержится то лечебное средство, восстанавливающее нервную ткань, о котором недавно говорил в кафе доктор Лакрамп. Аптекарь Латур добавляет к положительной части своей экспертизы одну коротенькую фразу, придавая ей, однако, какое-то особое значение: «Мы отмечаем, что в этой воде полностью отсутствует сера». Лакаде довольно потирает руки. Без серы он готов обойтись. И, все более радуясь, принимается читать заключение.

«Отличительная особенность этой воды, – пишет Латур, – в высшей степени примечательна. К числу достоинств мы должны отнести не только присущую ей легкость, столь благоприятную для пищеварения, но также и освежающее действие, стимулирующее все жизненные процессы в организме. Ввиду наличия в воде источника уникальных химических соединений, обусловливающих его ценность, мы считаем, что у нас есть все основания предположить: медицинская наука вскоре поставит источник в Массабьеле соответственно его целительным свойствам на первое место в перечне отечественных лечебных вод».

Витиеватым научным языком здесь сказано больше, чем можно было желать. Ссылка на медицинскую науку означает уже некоторое на нее давление. Великий Фийоль не замедлит подтвердить вывод ничтожного Латура, ибо и под сводами науки ворон ворону глаз не выклюет. Но не забегай вперед, Лакаде! Фийоль нам пока не нужен. Фийоль будет нашим резервом и решит исход дела! Уже через год его имя украсит этикетки на бутылках, которые «Курортное общество Лурда» станет рассылать по всему свету.

А сначала нужно выиграть другую битву, стратегической подготовке к которой корректный Масси, высоколобый Дютур и простоватый Жакоме нанесли ощутимейший ущерб. Против этих нерешительных писак, болтающихся на бюрократическом крючке, должен наконец выступить настоящий борец, человек дела, который разрубит гордиев узел. Кто в Лурде мог бы стать этим коммерческим воителем, как не он, Адольф Лакаде? Чтобы подготовить это великое будущее, необходимо обезопасить Грот и источник. Дютур и Жакоме по своей аморальной глупости преследовали Бернадетту и ее семью, дабы защитить государство от чудотворицы. И потерпели сокрушительное поражение от бедности, простодушия и невинности. Лакаде и сам воевал против «чуда» и победил его. Теперь, разглаживая письмо Латура, он это ясно осознает.

Однако сейчас возникает главный вопрос: как отобрать Грот у Дамы, то есть у суеверия, у восхищения необъяснимым и у стремления всех людей к сказке?