Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго - Андре Моруа
Шрифт:
Интервал:
Было время, когда цевница Полифема наигрывала нежные и пленительные мелодии; казалось, что во владениях обновленной и плодотворной Музы Циклоп погиб и возобладали добрые гении. Это была пора «Осенних листьев». Удивительная душевность, трогательные интонации убеждали нас в том, что из поэзии Гюго навсегда исчезли странные влечения и дикие чудовища. Обманчивая видимость! Великан Циклоп вовсе не погиб, он был лишь объят сном. Конечно, Пери и блистательные феи продолжали свою жизнь. Но целая стая волшебных созданий и даже спутницы лирического шествия исчезли. А великан, стремившийся проникнуть в среду фантастических существ, добрался до них и все чаще прикасался к ним. Становясь более взрослым, Циклоп преследовал их с большей дерзостью, большей навязчивостью, вел себя более вызывающе. Он уже не был безумным юнцом: flaventem prima lanugine malas[116]. Если он и не пожрал своих сестер, то порой обращался с ними грубо. «Песни сумерек», «Внутренние голоса» и даже последний сборник – «Лучи и Тени» – могут тут служить не очень приятными для поэта доказательствами.
…Пока поэт был молод, ошибки его вкуса, его грубости могли быть восприняты как оплошности юного таланта, несколько злоупотребляющего грубой силой и яркими тонами. Но теперь, когда талант этот сформировался, а человек стал взрослым, в его поэзии продолжают удерживаться и увеличиваться, все больше в нее внедряются причудливые образы. Прощай, благодатная пора созревания!
Каждому поэту свойственны недостатки. По мере поэтического развития эти недостатки даже возрастают. Ламартин без конца обращается к водопадам, и часто его лирическая поэзия теряется в сверкающей водяной пыли, словно в брызгах водопада Штаубах. В стихах господина Гюго постоянно слышны удары молота – Вулкана или скандинавского кузнеца Веланда, и многие из его самых великолепных стихов кажутся только что снятыми с наковальни. Грохот усиливается, удары молота все слышнее и слышнее, даже под сенью цветущих рощ.
Для того чтобы завершить характеристику господина Гюго теперь, когда мы читаем его новый сборник, скажу, что тут оказываешься в положении человека, совершающего прогулку по роскошному восточному саду, по которому его ведет светлый Гений. Но некий уродливый Карлик заставляет дорого платить за это удовольствие и на каждом шагу бьет его палкой по ногам. А Гений, при всем своем могуществе, как будто и не замечает, что вытворяет этот Карлик. Вы избиты и восхищены. Вы ослеплены и сломлены. Карлик, разумеется, – это все тот же Циклоп. О, если бы в один прекрасный день критика смогла вырвать у Циклопа, то есть у того же Карлика, единственный его глаз, которым он видит лишь самого себя; пусть он считает критику столь же коварной, как Одиссей, – она оказала бы великую услугу другим божествам, которыми изобилует поэзия господина Гюго, и, может быть, тогда они вновь широко расправили бы свои крылья!..
Статья эта не была опубликована, но Сент-Бёв намекал на нее несколько раз: «Я не подвергал анализу сборники его стихов, выходившие после 1835 года, а если мне и приходилось набросать кое-что для себя, я эти заметки не печатал».
Быть может, тут сказалось влияние Адели: ведь если она не прочь была тайком покритиковать мужа, она не любила, чтобы кто-либо открыто нападал на него как на поэта, чья слава возвеличивала и ее. Авторская рукопись «О гладиаторах в литературе» хранится в Шантильи, среди мемуаров, оставшихся после смерти Сент-Бёва. В начале первой страницы можно прочесть (несмотря на то что фраза зачеркнута): «Сжечь после моей смерти – я этого требую», и тут же внизу: «После моей смерти – напечатать. Сент-Бёв».
Тот, кто любил, постиг это чувство. Оно неведомо человеку, не испытавшему любви. Я сочувствую ему, но не понимаю его.
Январь 1843 года. Жюльетта беспокоилась, видя, что ее «дорогой дружок» очень мрачен. Его «милое лицо», казалось, «совсем потускнело». Скрывал ли он от нее какие-нибудь заботы или горе? Тем не менее наступивший год вселял добрые надежды. После пятилетнего перерыва Гюго готовился к постановке своей новой драмы – «Бургграфы». Дочь его Леопольдина была помолвлена с Шарлем Вакери, молодым человеком, которого в семье Гюго очень любили. Свадьба была назначена на февраль. В марте на сцене Комеди Франсез должны были играть «Бургграфов». Летом Жюльетте и Виктору предстояло путешествие по Испании. Замечательные планы, не правда ли?
Однако «Виктор Гюго как будто не мог освободиться от наваждения призраков». Он любит братьев Вакери, ставших близкими ему, а они обожают Гюго. Шарль и Огюст Вакери родились один – в Нанте в 1816 году, другой – в Вилькье в 1819 году. То была старая семья лоцманов и рыбаков с Сены. Их отец – Шарль-Исидор Вакери, став судовладельцем в Гавре, нажил состояние и построил для своей семьи в Вилькье на берегу реки большой белый дом. Наследовать отцу должен был старший сын – Шарль; младший, Огюст, за время пребывания в Руанском коллеже жадно читал сочинения Эсхила, Шекспира, Гюго, а в школьных занятиях добился таких успехов, что был приглашен директором парижского лицея Карла Великого пройти там курс бесплатно, – ведь таким учеником можно было щегольнуть на любых экзаменах; лицеист Вакери, восторженный юноша, неистовый романтик, должен был со своими товарищами поставить в 1836 году спектакль в лицее. Они избрали для этого «Эрнани» и направились к автору испросить его разрешение. Гюго не только дал согласие, но и сам присутствовал на представлении.
Некоторое время спустя, когда происходил судебный процесс по поводу «Марион Делорм», Гюго увидел в зале суда молодого Вакери. «И торжествующий поэт заметил вдруг меня, и я руки его коснулся, как десницы короля…» Вслед за тем молодой нормандец и его друг Поль Мерис стали своими людьми в доме Гюго на Королевской площади. Им было поручено формировать батальоны для сражения за успех «Рюи Блаза». Когда молодой Огюст заболел, Адель Гюго ухаживала за ним, и юноша сохранил упоительное воспоминание об очаровательной женщине, склонявшейся у его изголовья. В 1838 году, в то время как Виктор Гюго путешествовал по Рейну, Адель с детьми была приглашена в Гавр, к старшей сестре Огюста, супруге Никола Лефевра, основателя Нуво-Гранвиль. Четыре отпрыска Гюго никогда не видели моря. Из Гавра вся семья направилась в Вилькье. Там они прожили до начала октября.
Огюст Вакери – госпоже Гюго, 9 октября 1838 года
Дорогая госпожа Гюго, с тех пор как вы уехали, дом опустел и стал ужасно унылым. Мы скучаем без вас и без ваших милых детей. Теперь у нас тишина, такая печальная по сравнению с былым оживлением! Хочется поскорее написать вам. После вашего отъезда потянулись долгие и тоскливые дни. Ведь мой брат и в особенности я все время были с вами, и так приятно было жить в вашем обществе; мы без вас скучаем, и никто не сможет вас заменить.
Детям Гюго эти каникулы очень понравились. В следующем году они уговорили отца поехать в Гавр и Вилькье, откуда Олимпио направился в Страсбург, а его жена и дети остались у Вакери на все лето. Леопольдине исполнилось пятнадцать лет, Шарлю Вакери двадцать два. Он был убежден, что судьба готовит ему блестящую будущность. «Его отец нажил состояние на каботажном и дальнем плавании своих судов», но, несмотря на большой достаток, «семья вела скромный образ жизни, за что ее очень уважали». Шарль I Вакери, больной и уже пожилой человек, собирался уйти на покой; Шарлю II, который должен был стать его преемником, Леопольдина Гюго, простая, серьезная и умная девушка, казалась идеальной женой, и вот возникли планы соединить их узами брака, – намерение это госпожа Гюго одобрила.
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!