Моя еврейская бабушка - Галия Мавлютова

– А вы не пожалеете о том, что уволились из органов? – спросил Семен.

Он притих, будто испугался чего-то. «Боится, что я передумаю», – подумала Наташа, а вслух сказала: «Я никогда не сожалею о своих поступках!».

– Похвально для молодой девушки, – сказал Семен и хотел что-то добавить, что-то личное, но в это время клацнул металл, в затворе жестко провернулся ключ, и в комнату вошел веселый прапорщик.

Прапорщик сразу понял, что случилось. Обвиняемый был свободен. Он стал другим во время допроса. Семен чувствовал себя вольной птицей. В замкнутом пространстве это легко читается на лицах обвиняемых.

– Это вам, – сказала Наташа и протянула прапорщику постановление, – прощайте, Семен!

Она вышла из следственной комнаты летящей походкой. Быстрее, быстрее, еще быстрее. Форте, фортиссимо… Лишь бы поскорее выбраться из Крестов, чтобы не слышать страшных звуков, не дышать смрадным воздухом. Она мельком взглянула на телефон. Время шло своим чередом, отмечая свой ход определенными промежутками. Безвременья больше не было. Допрос закончился.

Наташа открыла дверцу машины и, усевшись поудобнее, включила приемник. «Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала», – послышалось в салоне. Она вздрогнула. Господи, ее преследует любовное наваждение: Семен Сырец с ней повсюду. Даже в машине. «Напрасные слова – виньетка ложной сути», – майским соловьем заливался певец. «Нет уж, никаких наваждений! Никаких напрасных слов! Буду руководствоваться только здравым смыслом, – решительно подумала Наташа и выключила приемник, – сейчас же напишу рапорт. Приеду в РУВД и сразу отдам Макеевой. Лично в руки. Вот она разозлится. Так ей и надо», – злорадно думала Коренева, выруливая на правую безопасную. Наташе казалось, что одним махом можно решить все служебные проблемы. Если она успеет подать рапорт, она избежит наказания за правовую самодеятельность.

В РУВД было непривычно тихо. Наташа посмотрела на телефон: половина третьего, допрос явно затянулся. Хорошо, что хорошо кончается. В конце концов, не каждый день приходится допрашивать. Зато теперь можно забыть о неприятных процессуальных процедурах. Сегодня у нее последний день в милиции. Коренева птицей взлетела вверх по лестнице.

– Коренева, ты куда летишь? – крикнул снизу следователь Гриша Медведев, верный наперсник Макеевой.

Гриша – стукач и подпевала. Сотрудники отдела ненавидят его, а ему хоть бы что. С него, как с гуся вода. Отряхнется, пошмыгает носом, и снова свои дурацкие вопросы задает… Куда да что, а какое ему дело?

– В кабинет, а что? – она посмотрела вниз.

– Не спеши, упадешь еще, тут лестница крутая, все равно Макеева уже уехала, она ждала-ждала тебя, но не дождалась, к прокурору побежала. Она была такая злая на тебя!

– А-а, Господь с ней, она всегда злая, на всех, и на тебя тоже, – сказала Коренева, – жаль, что мы с ней разъехались, я летела на всех парах. Мне чуть лобовое не долбанули.

Гриша, пыхтя, взобрался по лестнице, добравшись до площадки, с сожалением посмотрел на Кореневу.

– Ты все о лобовом стекле хлопочешь, – с иронией произнес он, – а тебе такое будущее предстоит – нарочно не придумаешь! Макеева уже знает, что ты Сырца из Крестов отпустила. Она все бросила и побежала к прокурору – выяснять обстановку, что да как, типа как так получилось, что он подписал ходатайство без ее ведома. Ох, Наташка, ты здорово вляпалась!

Медведев замолчал, внимательно всматриваясь в Наташино лицо, словно выискивал в нем какие-то тайные изъяны, но никаких скрытых пороков не нашел и успокоился.

– Ладно, спасибо, что предупредил, – устало выдохнула она и, осторожно обойдя Медведева, прошла в следственный отдел. Наташа вошла в кабинет, села за стол и задумалась. Если бы она не разминулась с Макеевой, все было бы хорошо. От гневной реакции начальницы все пошло бы как по маслу. Сначала разгорелся бы скандал, затем последовал бы рапорт, а дальше увольнение, но Макеева перехитрила Наташу. Теперь Наташе не перед кем форсить. Даже рапорт некому подать. Наташа расстроилась, но в глубине души она была рада, что не встретилась с Макеевой. Коренева взяла чистый лист бумаги и вывела аккуратным почерком «РАПОРТ». Немного посидела, подумала и быстро-быстро написала текст: «Прошу уволить меня из органов внутренних дел без причины». Поставив подпись, долго рассматривала написанное, затем подняла лист и прочитала его снизу, вздохнув, отложила в сторону. Почерк у Наташи никудышный, но сегодня она превзошла самое себя. Рапорт был написан четким каллиграфическим почерком. Такой на выставку можно отправлять, люди будут смотреть и радоваться. Стукнула дверь. Пришел Гриша Медведев: кажется, он сегодня дежурит по району.

– Рапорт тебя не спасет! – бухнул Гриша с порога. Злой он сегодня, суточное дежурство ему явно не на пользу.

– Почему? – буркнула Коренева, локтем руки сдвигая рапорт в ящик стола. Медведев все насквозь видит, въедливый он парень, недаром Макеева пригрела именно его на своей престарелой груди. Из всех сотрудников отдела выбрала кандидатом на боевой пост верного наперсника.

– Сейчас Макеева тебе такую картину жизни нарисует – мама не горюй! Никакой рапорт не спасет, даже папа-полковник не поможет, – ехидничал Медведев, возясь с кипой бумаг на своем столе.

Коренева молча смотрела на него. В конце концов, можно все переиграть. Все карты еще на руках. Не все Макеевой выигрывать. Можно еще побороться за справедливость. Любой шанс нужно использовать. Чем Гриша Медведев не шанс?

– Гриш, выручи меня, а? Пожалуйста, – сказала Наташа, искоса поглядывая на коллегу. Гриша покраснел. Он не привык к женскому вниманию. Бедного Медведева Бог внешностью обидел.

– А что надо сделать? – сказал Гриша, нервно теребя мокрый нос.

Нос у него знатный. Долгий, как горбыль и мокрый, никогда не просыхает. Там вечная лужа. И ничего нельзя сделать с этим носом. Все брезгливо отворачиваются, когда разговаривают с Гришей Медведевым.

– Гриша, мне нельзя нарываться на неприятности. Сам понимаешь, что может устроить Макеева. А она все может! Помоги мне, – сказала Наташа, опуская голову. Даже через призму неприятностей невозможно было разговаривать с Гришей. Мокрый нос активно вмешивался в диалог.

– Наташка, а зачем ты отпустила Сырца из Крестов? Влюбилась в него, что ли? – спросил Гриша, копаясь в ворохе бумаг на столе.

– Да нет, нет, не влюбилась, Гриша, что ты, – испугалась Коренева, – просто он ни в чем не виноват. Сырец никого не убивал, а срок содержания под стражей закончился. Зачем человека в камере понапрасну гноить?

– Жалость тебя сгубила, жалостливая ты наша, – констатировал Гриша, хлюпнув носом, – а я ведь смотрел твое дело. Мне Макеева велела тебя подстраховать.

– Ты шпионил за мной по ее приказу? – воскликнула Коренева. Сжав кулаки, она подскочила к Гришиному столу, но он осадил ее слегка удивленным взглядом.

– Ничего не шпионил, – спокойно возразил Гриша, – я контролировал процесс расследования по поручению начальника следственного отдела.