Сетерра. 2. Тайнопись видений - Диана Ибрагимова

– ПРОЧЬ!!!

Страх лопнул внутри ее и хлыстом ударил по бежавшим мужчинам. Те упали, выпучив глаза и хватая ртом воздух, покатились по склону тряпичными куклами. В тишине проступило хриплое дыхание Зехмы, всхлипы Сиины и бешеный стук сердца Астре. Солдаты лежали неподвижно, выронив железные штуковины. Зехма ошарашенно поглядел на Сиину, потом на калеку и пошел вперед, держа топор наизготове.

– Уби-и-ила я их! – захрипела сестра сорванным голосом, падая на колени и зарываясь лицом в снег. – Уби-и-и-ла!

– Не шуми, девка окаянная! – сказал Зехма, пинком отбрасывая неведомое оружие в сторону. – Живые они. Только без сознанья валяются. Живые! Потому как дышат, а кто дышит, тот живой! Собака вот не дышит. Потому как дыра у ней в пузе, а эти дышат, сволочи, повяжу я их!

Астре кое-как подполз к Сиине и обнял ее.

– Ну-ну, – прошептал он. – Тихо, ничего ты плохого не сделала.

– Я их ра-анила! – рыдала девушка. – Я нарочно! Я… Я… Я Цели сказала, чтобы она их… чтобы… и она…

– Глупая девка, – ворчал Зехма, связывая солдат. – Беги, говорю, а она стоит, рот раззявила!

– Они бы тебя уби-и-и-ли!

Астре только сейчас понял, как тяжело далось Сиине побороть Цель. Он не смог противостоять боли, а сестра не просто победила ее. Она сделала страх своим оружием.

– Ты нас всех спасла. Ты молодец. Ты умница, – шептал калека, раскачиваясь вместе с сестрой и чувствуя себя бесполезным.

Между деревьями темнели следы сбежавшего Элиаса. Астре не винил его, наоборот. Хорошо, что он успел уйти. У Элиаса слишком большие планы на жизнь, чтобы вот так глупо потерять ее, оставаясь с порчеными, с которыми он пробыл всего пару тридов.

«Жаль только, что не попрощались», – подумал калека, крепко сжимая Сиину.

Она пахла медом и тыквой.

На снегу алела кровь Брехушки, а в доме Зехмы остывала недоеденная каша.

* * *

«Провидцу не положено показывать трусость и уныние. Это признак слабости духа», – повторял Цу-Дхо, когда кто-то из младших учеников начинал хныкать.

Кайоши не плакал, даже если ранился до крови, и настоятель, обрабатывая ему царапины, шутил:

– Должно быть, вы родились сразу взрослым. Так и представляется, что едва вас обмыли и запеленали, как вы поспешили выказать матери уважение и вежливо попросили молока.

Юный провидец фыркал и напоминал Цу-Дхо о недопустимости шуток в храме. Старик на это отвечал:

– Кайоши, вам всего восемь лет. Вы все-таки еще ребенок, а в детстве трудно отказаться от смешков и глупостей.

– Мне легко, – возражал мальчик, и настоятель качал головой:

– Это меня и пугает.

Кайоши умел держать себя в руках и знал методы, с помощью которых можно было сохранять невозмутимость в любых ситуациях. Особенно это помогало ему в первые годы в храме. Сначала маска защищала от ссор и дурных слов, а потом отталкивала всех, кто был ниже Кайоши по рангу.

– Если у тебя нет эмоций, значит, нет и слабостей, – говорил отец. – И тебя нельзя поддеть, потому что причины твоих огорчений останутся скрыты от врагов.

Когда Кайоши изучил техники внушений, ему стало еще легче управлять собой. Он сохранил спокойствие, даже потеряв тело. Но посторонние картины затапливали провидца, нервы сдавали, и мучила мигрень. От сонных таблеток было особенно тяжело, потому что из-за них Кайоши не покидал видения по нескольку часов, и ему приходилось пересматривать сумбурную лавину образов. Все это ломало его, стачивало и продавливало до самого дна, где дремал Червь – не то всамделишный близнец, порожденный Змеем, не то искажение сознания, появившееся из-за опытов Ри. То самое, которого боялся Такалам.

Голос Червя проявлялся во время дремоты, когда Кайоши витал между явью и грезами. Его легко было прогнать, но с каждым разом промежутки становились короче, и это было страшно.

«Кайоши, ты должен меня…»

– Замолкни, тварь! – выпалил провидец, резко очнувшись.

Он схватился бы за голову, но не мог, поэтому просто потряс ею, будто пытаясь заставить мысли высыпаться из ушей. Волосы упали с двух сторон черными ширмами и скрыли то, как скатываются по щекам, падают и расплываются на шелке слезы.

– Я – перерождение Шаа-танады, – судорожно шептал провидец. – Боги-Близнецы…

Мантра больше не работала. Она была враньем. Все, что успокаивало Кайоши на протяжении последних тридов, поддерживало в самые тяжелые и страшные минуты, – все это оказалось бредом, выдумкой, пустословием.

Приятно было мнить себя сыном Драконов и грезить о том, как после смерти во имя пока еще не открывшейся, но, несомненно, великой миссии, ниспосланной Богами, сам Светлый Близнец перенесет Кайоши в новое тело и наградит судьбой, которая окупит все его мучения в этой жизни.

«Я стану сыном Ли-Холя, – думал Кайоши. – У него все еще нет первенца из-за меня. Потому что я должен переродиться наследником Чаина. Как только я умру, жена или наложница императора забеременеет. Обо мне сочинят песни и романы. Я стану легендой еще до рождения».

Юноша упивался этой мыслью, ведь не бывает же такого, чтобы избранник Богов потерял все и лишился тела ради пшика. Ему уготована судьба героя и достойная награда за испытания. Кайоши верил в это все то время, пока раскладывал видения. Он верил в это, мучаясь от страшных головных болей. Он вспоминал об этом каждый раз, когда хотел шевельнуться и не мог. Но теперь оказалось, что Драконы тут ни при чем. Кайоши наделил даром Ри – мелкая вошка, которая попыталась пойти против Близнецов и была уничтожена ими. Ри просто создал механизм для предсказания нужной даты, вот и все. И наверняка его эксперименты привели к тому, что внутри провидца появилась еще одна личность. Из-за нее Кайоши мог потерять последнее – осознанность.

Гипноз до такой степени перекроил подсознание мальчика под план Такалама, что, когда пришло время, оно закрыло Кайоши некоторые важные видения. Смерть матери императора, потеря младенца наложницей – все это вовсе не было ошибками. Кайоши предстояло найти принца Нико и рассказать ему о дате. Для этого он попал в немилость императора и в попытке избежать макари отправился на Валаар. Казалось бы, к Астре. На самом деле – к Нико. Вот и все. Вот ради чего Кайоши столько страдал.