Ниточка судьбы - Елена Гонцова

— Да все это ты сама говоришь, — радуясь тому, что сказала Вера, отмахнулся Тульчин.

До Лиссабона русских гостей довез Хуан на своей большой машине, провожала их в Сетубале вся компания новых друзей, опять пили портвейн, кричали, смеялись. В Лиссабоне Хуан посадил Веру и Алексея на самолет, следующий в Мадрид. В этом городе они провели всего несколько часов.

— Все разглядим по дороге, — попросила Вера. — Я хочу в поезд. В поезде как в доме, да еще куда-то едешь. Я иногда прихожу в восхищение от неизвестной дороги как от чуда.

— Я никогда не путешествовала в двухместном купе, — удивленно говорила Стрешнева, когда они вошли в аккуратный, чистенький поезд, удивительно узкий по сравнению с российскими составами. — Это столь же странная вещь, как то, что ты рассказывал про капитана Кравцова. Я так и не осознала, кто он такой? Частный детектив? У него сыскное агентство закрытого типа с ограниченной ответственностью, как сейчас говорят? У кого вы отобрали тогда фантастически красивый аккордеон? Это ведь штучная работа?

— А ты знаешь, кому принадлежал этот аккордеон и сколько он может стоить? — спросил Алексей.

— Наверняка это аккордеон Лаврентия Берии, — ответила Вера. Он играл на нем своему другу маршалу Жукову. В сороковом году. А стоит он полмиллиона долларов. Я угадала?

— Почти, — засмеялся Тульчин.

Меж тем поезд незаметно тронулся, и Мадрид, своим размахом вытеснивший Сетубал, сам схоронился в неизвестности. Вместо него пред глазами стал медленно разворачиваться легендарный испанский ландшафт, известный Вере до мелочей по знаменитому роману Сервантеса, который она несколько раз прочла еще в детстве.

— Сейчас где-нибудь появятся мельницы, которые Дон Кихот так потешно сокрушал, приняв их за злобных гигантов. Вот уж не думала, что детские впечатления имеют такую страшную силу. Я до сих пор представляю эти картины так ярко, что в глазах рябит.

— Но ты же говорила, что поезд — это дом, где спокойно и уютно.

— В том-то и дело, уютно, как в детстве, ты прав. Только иногда можно будет отдыхать от дорожных впечатлений в твоих объятиях?

— Хоть все время, — улыбнулся Тульчин. — Мы будем закрывать эти очаровательные шторки, и у тебя перестанет рябить в глазах.

Скоро вместо апельсиновых рощ, древних каменных зданий и желто-серых равнин появилось уютное, домашнее пространство вагона, этой стальной капсулы, несущейся навстречу европейской ночи.

— Слава Богу за все! — сказала Вера. — Мы все-таки здесь и сейчас, и вдвоем. Может быть, лучше этого вообще ничего нет…

В Париже Алексей и Вера провели три дня. Юлька Сычева ничуть не удивилась их совместному появлению.

— Давно бы так, — молвила она, втайне радуясь, что можно будет поболтать на родном языке.

— Наша героиня, Верочка Стрешнева, — представила Юлька подругу своему мужу, Никите Афанасьеву, элегантному питерцу, который давно сделался парижанином.

— Очень рад, — ответил тот. — Юля все уши мне прожужжала, много выдумывая о вас.

Никита и Алексей по-братски обменялись рукопожатиями и вскоре укатили по делам на белоснежном «Форде» с огромным багажником.

— Я невыразимо страдала, думая о тебе, Стрешнева. Никто тебя не знает так, как я! И не обижайся, ведь это чистая правда. Я потеряла покой и сон в последнее время. Где ты шлялась, дозвониться до тебя невозможно? Раз дозвонилась, но мне ответила какая-то зловещая старуха. Это Баба-яга, я не ошиблась? Я была уверена на сто процентов, что ты по легкомыслию вляпалась в какую-нибудь скандальную любовную историю. И ужасалась тому, что это может дойти до Алексея. Я знаю, как он следил за твоими успехами и всей прочей информацией о тебе.

— Не говори ничего, пожалуйста! — взмолилась Вера. — Ты почти угадала.

— Все это глупости! — Сычева, ловко орудуя ножом, резала на тонкие ломтики кусок свежего парного мяса, собираясь готовить «традиционное блюдо этих лягушатников», как она выразилась, бифштекс с кровью. — Ты, как захудалый отпрыск московского боярского рода, однажды решила покорить эту Москву. Вернуться из своей провинциальной бездны на белом коне. Пустая и ложная затея. Как ты не свихнулась от гордыни, ума не приложу. И все у тебя было подчинено этому возвращению. Может быть, бессознательно. Но тем страшнее был твой поход.

— «Иду в поход, два ангела вперед, один душу спасает, другой тело бережет», — вспомнила Вера песню, которую слышала однажды в электричке, ее исполнял мальчишка, искусно аккомпанируя на старом баяне. Он совершенно не был похож на публику, которая обыкновенно подрабатывает таким нехитрым способом. Наверное, потому эти строчки и запомнились навсегда. А может, еще почему-то.

— Она еще и поет! — удивилась Сычева. — А я из-за тебя ночей не спала. Я знала точно, что тебя эти твои увлечения заскорузлой мистикой доведут до известного состояния.

— Никакой мистики, — парировала Вера. — Я хотела выйти в люди, не скрою. Правда, ни системы, ни метода у меня не было и быть не могло. Кроме детской бесчеловечности, которой я, конечно, отличалась.

— Когда мой муж Никита познакомил меня с Алексеем, — важно произнесла Юлька, — и я узнала, что ты когда-то сбежала от него в Москву, я тебя похоронила. Поняла, что ты способна на самоубийство, что у тебя это в крови.

— Да чепуху несешь, Юлька, — обиделась Стрешнева. — К тому же я переменилась настолько, что ты можешь молчать обо мне. Дай-ка я лучше помогу тебе справиться с этой разъяренной сковородой. Как вообще можно что-либо готовить на таком огне!.. Когда ты уехала из России, — продолжала Вера, делая безуспешные попытки перехватить инициативу приготовления пищи у подруги, — я немного растерялась. Проложенная тобой дорога мне показалась слишком уж обыкновенной, тривиальной, что ли. Многие идут таким путем — выходят замуж за границу. Мне хотелось достичь чего-нибудь самой, понимаешь? Но теперь это уже не имеет значения.

— Бифштекс с кровью готовится только на таком огне, и не лезь со своей помощью, только мешаешь. Лучше хлеб нарежь, сделай бутерброды с паштетом, — вон там, из гусиной печени, и вымой листья салата. — Юля заняла выгодную позицию у плиты, оттеснив Стрешневу к холодильнику.

Потом они весело и изысканно накрывали стол. Белоснежная скатерть, тонкое стекло, серебряные приборы, — Вера отметила про себя, что все в доме у Юльки было безукоризненно.

— С каждым днем все возрастающими темпами повышается уровень жизни эмигрантов, — голосом диктора телевидения советских времен произнесла Вера.

— Когда я увидела тебя по телевизору, — продолжала гнуть свою линию Сычева, — думала, что упаду в обморок. Для твоего внутреннего устройства столь шумный успех — это несчастье.

— Отчего же? — удивилась Стрешнева. — Зато сразу же приехал Алексей, которого я было навсегда утратила. Думаю, что это как-то связано.

— Связано-то связано, — мечтательно ответила парижская подруга. — А помнишь ли ты мой звонок после твоего возвращения из Норвегии? Я угадала, что на твоем столе роскошный букет пионов.