Генрих IV - Василий Балакин

Однако оказалось, что и этого мало — как для Генриетты, так и для всего семейства д’Антраг. Раз уж рыба клюнула, то почему бы не попытаться получить еще больше? В результате они вырвали у стареющего сластолюбца письменное обещание, которого не дал бы ни один мало-мальски сознающий собственную ответственность и пребывающий в здравом уме и твердой памяти государственный деятель: «Мы, Генрих IV, милостью Божьей король Франции и Наварры, честно и словом короля обещаем и клянемся перед Богом мессиру Франсуа де Бальзаку, господину д’Антрагу, кавалеру наших орденов, в том, что беря в спутницы девицу Генриетту Катрин де Бальзак, его дочь, в случае ее беременности через шесть месяцев, начиная с сегодняшнего дня, и разрешения ее от бремени сыном, мы немедленно возьмем ее в жены и сделаем своей законной супругой, официально заключив с ней брак перед лицом Святой Церкви и с соблюдением предусмотренных в таких случаях обрядов. С целью подтверждения настоящего обязательства мы обещаем и клянемся также в том, что утвердим и перепишем за нашей подписью данное обещание незамедлительно после получения от Его Святейшества папы разрешения на расторжение нашего брака с госпожой Маргаритой Французской и на заключение нового брака, где нам будет угодно. Свидетельством этому является данное обещание, написанное и подписанное нами в замке Малерб сегодня, 1 октября 1599 года. Генрих».

Когда король показал это письменное обещание Сюлли, тот, не в силах сдержать своего отчаяния, яростно порвал бумагу, после чего тщетно пытался втолковать безответственному государю, какой угрозе шантажа он подвергает себя, раздавая подобного рода обещания. Пропустив мимо ушей все разумные доводы государственного мужа (имевшего, в отличие от него, право так называться), снедаемый похотливым желанием король собственноручно переписал кабальный договор и вручил его отцу коварной обольстительницы. Не раз уже Генрих Наваррский давал обещания вступить в законный брак, всегда забывая сделать, что обещал. Он и теперь считал письменное обязательство простым клочком бумаги, который запросто можно порвать подобно тому, как поступил Сюлли. Иначе отнесся к письменному обязательству короля папаша д’Антраг, тщательно закупорив этот ценнейший документ в бутылку, которую тайно замуровал в стене. В урочный час эта страшной силы бомба должна была взорваться. Спустя некоторое время в упомянутом замке Малерб Генриетта д’Антраг, с недавних пор, благодаря все тому же обезумевшему от страсти королю, маркиза де Верней, принимала Генриха IV в своей постели, украшенной колоннами и балдахином, неистовствуя со всей силой своего темперамента, дабы обеспечить себе будущее царствование посредством беременности, которой ждало все ее семейство.

Не прошло и полугода после того, как случай удержал Генриха IV от совершения поступка, который мог бы перечеркнуть всю его политическую карьеру, а он опять сунул голову в петлю. И на сей раз Фортуна в конце концов убережет беспутного короля от худшего, хотя эта любовная интрижка и принесет немало горя как ему самому, так и Франции, которую он якобы так сильно любил. Во многом и часто везло Генриху Наваррскому, и больше всего в том, что на его стороне были люди, настолько талантливые и верные, что при всем своем беспутстве и безрассудстве он не мог помешать им делать то, что впоследствии назовут спасением Франции и заслугу припишут ему. Незаурядный дипломат Бельевр в ходе трудных переговоров с Испанией добился максимально выгодных в той ситуации условий Вервенского мира 1598 года. Государственные секретари Силлери и Вильруа приложили немало сил к тому, чтобы наиболее упорные противники короля, в частности Майенн, перешли на его сторону. В этом перечне можно было бы упомянуть наряду с другими и видного юриста Жаннена, разработавшего положения Нантского эдикта, но особенно многим обязан был Генрих IV человеку, с именем которого связывают хозяйственное возрождение Франции после тридцати шести лет Религиозных и гражданских войн. Это был Максимилиан де Бетюн, барон де Рони, друг его детства, которому он впоследствии пожаловал титул герцога Сюлли, назначив его на должности сюринтенданта финансов и главного начальника артиллерии. От скольких опрометчивых поступков удержал он венценосного безумца! Но всему бывает предел, и в конце концов даже благоразумие Сюлли не смогло спасти Генриха IV от него самого.

Удовлетворив похоть, король как будто даже охладел к метрессе, благосклонность которой была куплена столь чудовищно дорогой ценой, — во всяком случае, он возжелал мадемуазель де Ла Бурдезьер. Однако маркизе де Верней, занявшей положение официальной метрессы, нечего было беспокоиться, имея обещание жениться, написанное собственной рукой ее царственного любовника. Люди поумнее Генриха IV понимали, какое опасное оружие попало в руки интриганов: если бы Генриетта в обусловленный срок родила мальчика, то можно было бы на законных основаниях оспорить брак, позднее заключенный королем с любой другой женщиной, пусть самой что ни на есть знатной принцессой. Немаловажное обстоятельство, учитывая, что беспутному королю нашли невесту, брак с которой должен был обеспечить ему законного наследника престола.

Пока Генрих IV блуждал по кривым дорожкам, ведомый своим либидо, люди занимались делом. Наконец-то удалось успешно завершить переговоры, которые уже много лет велись со Святым престолом. 17 декабря 1599 года папа Климент VIII объявил о расторжении брака Генриха и Маргариты Валуа по причине близкого родства супругов и отсутствия согласия одного из них на бракосочетание. Весьма кстати вспомнилось, как в момент венчания Маргарита упорно не желала в знак согласия кивнуть головой и Карл IX насильно наклонил ее чело. В порядке компенсации Марго выторговала для себя уплату ее огромных долгов, пожизненную ренту и сохранение за собой титула королевы. Путь к новой женитьбе Генриха IV был открыт, благо подходили к успешному завершению переговоры, которые вели Бельевр, Вильруа и Сюлли с посланником великого герцога Тосканского о заключении брака их суверена с Марией Медичи. Великий герцог давал за своей племянницей огромное приданое, что служило для французской стороны наиболее веским аргументом наряду с теми выгодами, какие давали родственные связи с правителем Тосканы, позволявшие нарушить монополию Габсбургов на влияние в Италии.

Позднее Сюлли в своих мемуарах красочно описал беседу с королем, в ходе которой он сообщил ему, что окончательно согласованы условия брака с флорентийской принцессой. Генрих несколько минут держал театральную паузу, лишь почесывая себе голову и разглядывая свои не слишком чистые ногти. Затем он, внезапно хлопнув в ладоши, сказал, что раз уж так надо ради блага его королевства и народа, то он согласен вступить в брак. Но только ли о благе своего народа думал он, соглашаясь на столь ответственный шаг? Значит, у него не возникло желания сделать маркизу де Верней королевой Франции, оказав ей честь, которой он не успел удостоить Габриель д’Эстре? Злая маркиза, которая, пользуясь своей беременностью, беспрестанно что-то клянчила у него и при этом грубо над ним насмехалась, с каждым днем все больше и больше разочаровывала его. Генриетта д’Антраг позволяла себе открыто издеваться над ним, в презрительной ухмылке кривя свои тонкие губы, называя его «капитаном больших желаний», который не силен «при рубке дров». Король, приближавшийся к своему пятидесятилетнему рубежу, не мог в достаточной мере удовлетворить эротический аппетит темпераментной красотки. Не переставала маркиза злословить и по поводу «ароматов» (тухлятина, падаль, запах козла и конюшни), исходивших от ее «возлюбленного».