Как целует хулиган - Стася Андриевская

в комнате, вообще-то может оказаться и не Маринка, а опер Иванов – то-то он обрадуется гостёчку...

Свет снова погас. А ещё через мгновение шторы опасливо раздвинулись, и в тёмном окне показалась Маринка.

При виде неё сдохнуть захотелось от радости! Но Данила лишь сунул руки в карманы и вальяжно расправил плечи. Тут же ругнулся на себя: «Рожу попроще, понторез, блин, долбанный...», но это было сильнее него. Пёрло изнутри, из-под шелухи и скорлупы. И как с этим бороться, если вот это – и есть он?

Небрежно мотнул головой, мол: «Выдь-ка на пару сек, сказать кое-что надо»

А Маринка просто сбежала. Может, за папой, может тупо не стала связываться, может так и не поняла, что там за чёрт под окном топчется...

Минута, две, пять... Ну и что дальше? Сунуться через дверь, или и так всё понятно? И вот казалось бы – это так просто... Но твою же мать, как сложно!

В задумчивости вернулся за руль, запустив движок, врубил дальний свет. И обалдел: прямо по курсу, прикрывая глаза рукой, стояла Маринка.

«Привет–привет» – в тон друг другу, небрежно и слегка свысока. Сидели в жигуле и тупо смотрели в лобовое прямо перед собой. Разговор не клеился. Молчание давило. Вот блин...

Маринка слегка поёжилась, натягивая коротенький пуховичок на коленки в нарядных ажурных капронках, и Данила с готовностью дёрнулся к печке.

– Холодно?

– Нормально.

Развернулся в пол-оборота, демонстративно уставился. От неё приятно пахло духами и слегка мандаринами, подвитые волосы распущены по плечам, длинные ресницы хлоп-хлоп. Профиль такой милый: этот носик, губки капризным бантиком. А вот взгляд упрямо в сторону.

– Я... – скованно усмехнулся Данила, – я, если честно, не надеялся даже, что из дома выйдешь. А уж что подсядешь...

– Да просто интересно стало, зачем заявился, – не отрывая взгляда от чего-то там в темноте за стеклом, дёрнула она плечами.

Данила прикусил губу. «Заявился» значит, да?

– Да тоже так, мимо ехал, и просто вспомнил кое-что...

Помолчали.

– Ну? – не выдержала любопытства Маринка.

...Ох и сгрёб бы он её сейчас в охапку и как тогда, на вокзале – пусть разок, но взасос и от души!

– Помнишь, ты говорила, что тюльпаны любишь?

– Пфф! Это я тебе назло сказала, а на самом деле, терпеть их не могу! Самый бестолковый цветок – ни красоты, ни запаха...

И вдруг осеклась. Резко повернулась к Даниле. Взгляд глаза в глаза... И одновременно сорвались с места, переваливаясь через спинки кресел на заднее сиденье.

– Не смей! – оттаскивала она его назад, молотила по спине и плечам, но Данила опередил, схватил проклятую колбу и вышвырнул в темноту.

Звякнуло, разбиваясь об забор садика, стекло.

– Ты... – задохнулась Маринка, – ты идиот ненормальный! Понял?!

Выскочила из машины. Данила что есть мочи сжал руль, но не сдержался, замолотил по нему кулаками, выплёскивая всё, что накопилось... Как тупо, бля, как всё тупо! Просто мандец...

Выскочил вслед за Маринкой.

Опустившись на колени прямо в сугроб, она бережно держала в ладонях оторвавшуюся головку тюльпана и всхлипывала. Данила растерялся.

– Ты это... Не сиди на снегу.

Она не отреагировала.

– Слышишь? – потянул за рукав. – Встань! Да встань, я сказал, задницу застудишь! – подхватил её подмышки, поднимая.

– Пусти! Пусти! – закричала она. – Ты... Ты хоть понимаешь, что со мной было?! Хоть раз задумался, каково мне было?!

Ну что ж. Получи, распишись, Хулиган. Время собирать свои дерьмищные камни прошлого.

– Марин, я не знал! – попытался он зажать её в объятиях – пусть против воли, но лишь бы не сбежала. Только не на этой ноте! – Клянусь, не знал! Если бы я знал... Да я... Я бы за тебя...

– Да причём тут я?! Ты! – пихнула она его, вырываясь. – Я думала тебя убили, дурак!

Данила обалдело замер, а Маринка бессильно привалилась спиной к жигулю и заплакала вдруг по-настоящему, пряча лицо в ладонях и причитая:

– Я чуть с ума не сошла, а ты... Просто мимо ехал... Ну и езжай себе дальше!

Он сгрёб её в объятия, обнимая, сжимая, поглощая.

– Прости, Марин... Прости! За всё прости, я дебил, да, но блин... Блин, Марин, я же... Я... Я за тебя всё, что угодно, Марин! Ну прости!

Держал в ладонях её лицо, и не мог насмотреться: такая смешная и трогательная с этой своей потёкшей тушью, с дрожащими, искривлёнными губами и сопливым носом! Самая красивая. Единственная.

– Марин, давай начнём сначала, а? Ну правда, давай хотя бы попробуем?

– Я не знаю... Столько всего уже наворотили... Я боюсь, что уже ничего не получится! И тогда это всё снова... Это больно, Дань, я не смогу так больше. Я боюсь!

– Ну почему не получится, Марин? – жарко сжал он ладони, заставляя её смотреть прямо на него. – Всё будет хорошо! Если мы захотим – ты и я – то всё будет! Я хочу! А ты, ты хочешь?

Она закивала.

– Ну вот видишь, – перешёл Данила на шёпот. – Если и ты хочешь, и я хочу, тогда, кто нам помешает? Малы-ы-ы-ыш... Если мы захотим, всё будет! Ну? – улыбнулся, касаясь её носа своим. – Я не вижу смысла без тебя, Марин. Правда. Ты – всё, что мне надо!

И она вдруг улыбнулась в ответ – словно солнышко выглянуло. В глазах мелькнула чертовщинка – та самая, любимая.

– Как целует Хулиганка, знаешь?

– Чё? – обалдел Данила. – Эу, дерзкая, это мои слова!

– Ответ неверный!

Поцелуй – трепетный, нежный, как лепестки... Розы, тюльпаны – какая разница? Главное, чтобы сердца были настоящие, живые.

Эпилог

– С новым го-о-одо-о-о-ом! – заорал вдруг кто-то с балкона и кинул петарду.

И Маринка с Данилой очнулись. Вспомнив, что надо хоть иногда дышать, разорвали поцелуй.

– А что, уже? – крикнул Данила на балкон.

– Через десять минут! Ю-ху-у-у! – и следующая петарда полетела вниз.

– Так, короче, здесь будь! – сорвалась вдруг с места Маринка и побежала к дому.

– Эу, ты куда?

– Здесь будь!

Вернулась уже через пару минут – также бегом. Суетливо пристегнулась, прижала к груди сумочку.

– Всё, погнали!

– Куда? – обалдел Данила.

– Ну откуда я знаю? К тебе, на край света, к чёрту на кулички, – какая разница-то?