Сорок имен скорби - Джайлс Блант

А еще у него получалось понемногу расшатывать кресло, к которому его привязали. Качаясь из стороны в сторону, он чувствовал, как подаются стыки.

Когда Эрика и Эди не было дома, вот как сейчас, Кийт пользовался случаем и раскачивал кресло, ощущая при этом, как отверстия для винтов расширяются, а те продолжают вгрызаться в дерево. Его уже дня два не кормили, и эти упражнения его изматывали. Приходилось каждые несколько минут останавливаться, чтобы перевести дух.

Скоро Эрик и Эди его куда-то перевезут. Вколют ему успокаивающее, перетащат в какое-то уединенное место, а там… Он попытался изгнать из памяти то, что видел на кассете.

Сегодня утром он раскачивался больше часа, начал, как только проснулся, и теперь запястья и лодыжки были стерты в кровь, а раненая нога доставляла жуткие мучения. Но продвижение наметилось: он чувствовал, что кресло подается все больше. Когда Кийт двигался туда-сюда, оно наклонялось градусов на двадцать в каждую сторону.

Он замер, прислушиваясь. Сквозь потолок донеслись шаги, потом — скрип передвигаемых стульев. Эрик и Эди — прямо над головой. Кийт снова принялся раскачиваться, несмотря на страх быть услышанным. Нет, убеждал он себя, кресло стоит на бетоне, шум до них не дойдет, они ничего не заметят.

Он снова стал двигаться — из стороны в сторону, из стороны в сторону, — раскачивая кресло и напрягая мышцы, затянутые лентой. Раз. Два раза. Три раза. Да, спинка кресла явно подается. Сейчас он может ее немного повернуть. Если он приложит усилия в правильном направлении, навалится в нужном месте, обрушит давление туда, где спинка кресла крепится к сиденью, кресло должно сломаться.

Наверху Эрик открыл наплечную сумку — сумку Кийта — и вытряхнул содержимое на пол. У него не было чувства, что он без спросу трогает чужое имущество, выставляет его на обозрение: пара аккуратно сложенных носков, длинные, слегка запачканные трусы, солнечные очки и лосьон для загара. Господи, он что, собирался на лыжах кататься? Путеводитель Фроммера по Онтарио и дешевое затрепанное издание «Игры в бисер».

Эрик встал и отряхнул джинсы:

— Я буду читать список. А ты клади вещи в сумку. — Он вынул из заднего кармана листок и развернул его. — Клейкая лента.

Эди вынула ее из ящика стола у холодильника и положила в сумку:

— Клейкая лента.

— Веревка.

Эди нашла тугой моток бельевого шнура, купленного в Торонто, и опустила в сумку.

— Отвертка плоская…

— Отвертка плоская…

— Отвертка Филипса…

— Боже, Эрик. Ну кому еще могло прийти в голову составлять список отверток? По всем видам.

Эрик холодно глянул на нее:

— Кое-кто еще давно попался бы. Щипцы…

— Щипцы.

— Паяльная лампа…

— Надо сперва убедиться, что она работает. — Эди достала из ящика коробок спичек. Эрик отвернул латунное кольцо, и горелка зашипела. Эди чиркнула спичкой и сунула ее внутрь. Раздался тихий хлопок, и пламя зажглось. Она отвернула кольцо побольше, и синий язычок огня в форме пули чуть не подпалил ей рукав. — О-о, — сказала она. — Это будет потрясающе. — Она привернула кольцо, и язык пламени улегся обратно в свое отверстие.

— Ломик.

— У нас нет лома.

— После острова я его оставил здесь. Он в подвале, рядом с лестницей.

Эди вышла из-за стола и направилась в подвал.

— Заодно проверь, как там узник.

Эрик вынул из рюкзака разделочный нож. Вытащил его из чехла и проверил на большом пальце. Потом повернулся в сторону подвала и крикнул:

— И точильный камень принеси, если у тебя есть!

Он вынул аптечную упаковку из коробки от «энергетика» и выложил на край стола шесть таблеток в ряд. Нашел в буфете стакан и пустил воду, дожидаясь, чтобы она стала холодной и прозрачной. Потом сел за стол и одну за другой проглотил таблетки, каждый раз закидывая голову, чтобы помочь им проскочить. По спине у него пробежала дрожь.

— Эди! — снова заорал он в дверной проем. — Точило принеси!

Какое-то время он прислушивался, склонив голову к подвалу. Потом очень осторожно, беззвучно поставил на стол стакан. Вставил нож в чехол и сунул в передний карман. Вышел на верхнюю ступеньку лестницы. И окликнул, на этот раз — тихо:

— Эди?

— Приди и возьми ее, мерзкий ублюдок.

Эрик, мягко ступая, спустился вниз. Он может выкрутиться, он может с этим справиться. Главное — эмоциональная победа. У нижней ступеньки он подобрал ломик и засунул его под ремень за спиной. Инструмент тяжело и предостерегающе позвякивал, но спереди его видно не было — если только не сорвется с ремня.

Эрик сделал глубокий вдох и вошел в комнатку. Пахло тут дерьмом и страхом. Вместо кресла была куча обломков дерева вперемешку с обрывками ленты. Пленник обхватил Эди сзади, приставив к ее горлу деревяшку от кресла.

— Ложись на пол.

— Нет. Отпусти ее.

— Ложись на пол, а то я ей шею сломаю.

Никого он не убьет, подумал Эрик. Если бы у него были силы убить, он бы заставил Эди подняться наверх. Эди выглядела перепуганной и как никогда уродливой. Кожа блестела там, где корка экземы треснула и начала сочиться; ее хныканье заглушала лента. Деревянная палка плотнее прижалась к горлу, и лицо у нее побагровело.

— Ложись на пол, черт тебя дери! Я ее убью, сукин ты сын, мне по хрену.

Сохраняй спокойствие, убеждал себя Эрик. Узник помирает с голоду, он напуган, к тому же ранен, ну сколько у него может быть сил? Если будет драка — победа за мной. Думай.

— Проблема в том, Кийт, что, как только я лягу, тебя уже ничто не остановит, и ты нас убьешь.

— Я ее прямо сейчас убью, если ты не ляжешь.

— Успокойся, Кийт. Ты ее задушишь.

— То-то и оно, придушу, на хрен. — Слова грубые и жесткие, но по лицу узника текут слезы, он так всхлипывает, что это мешает ему говорить. Странная реакция, подумал Эрик. Нервы? Жалость к себе? Но, каким бы ни было эмоциональное состояние заключенного, деревянный брусок неумолимо впивается Эди в горло. Ох, заключенный, какую же ты делаешь ошибку, из-за этого ты умрешь очень неприятной смертью.

— У тебя в переднем кармане нож. Я вижу ручку. Медленно вынь его и брось сюда.

Эрик сделал, что ему было сказано: вынул нож вместе с чехлом и швырнул его мимо узника, туда, где тот не сможет до него дотянуться.

— Теперь ложись на пол, сволочь. — Эрик медлил, и узник стал визжать: «Мигом!», — снова и снова, пока Эрик не начал неторопливо опускаться.

Сзади с ремня свешивался тяжелый ломик. Но если он кинет его в пленника, то зацепит Эди.

— Я ложусь, Кийт. Никому не делай больно, идет? Уже ложусь.