Под псевдонимом Серж - Владимир Васильевич Каржавин

– Сейчас одиннадцать пятнадцать. Завтра, на этом же месте, в это же время к вам подойдёт тот, кто вам нужен, – услышал он её мягкий голос.

* * *

В комнате с обшарпанными стенами, с мебелью, включающей старенькое кресло, шкафчик, стол и несколько стульев, находились двое. Один, высокий угрюмый, по возрасту за пятьдесят, не снимая сапог, устало расположился в кресле. Другой, лет тридцати пяти, приятной внешности, с дугообразными козацкими усами, подсел на стуле напротив.

– Что сообщила Мария? – спросил угрюмый.

– По-французски говорит, и хорошо. Апрель 36-го упомянул.

– Считаешь, он?

– Похоже, он. Но я до конца не уверен. Как-никак девять лет прошло.

– Это верно.

Замолчали. Каждый напряжённо размышлял.

– А чем он тебе запомнился, – спросил угрюмый.

– Когда мы в 36-м перебили ляхов-полицейских и открыли дверь камеры, там был в основном простой люд: рабочие, студенты. А он среди них выделялся. В строгом чёрном костюме, черной рубашке и галстуке, как будто с похорон. Вот я и запомнил его лицо. А потом оно появилось в газетах и на афишных тумбах. Час назад два раза прошёл мимо него. Он без шляпы – смотрю, похож. Только заметно постарел.

– Ну, это-то как раз нормально. За девять тяжёлых лет каждый из нас постарел.

– А что ненормально, Гнат?

– А ненормально, Юрко, то, что мы ждали его три дня назад.

– Это моя вина, что ошиблись, встречали не в том месте. Мою голову секи.

Угрюмый приподнялся в кресле.

– Зачем мне твоя голова. Тут могут полететь все головы, и наши с тобой, и хлопцев-сотников. Вот потому-то три эти дня и не дают мне покоя. Ладно, пусть он настоящий Росицкий. Но где гарантия, что он за эти три дня не побывал у москалей? Где гарантия, что его не перевербовали, не сделали приманкой для нас? Сход назначен на завтра, его уже не отменить. Сообщим ему место и время – и нагрянут гэбисты, возьмут всех нас в кольцо. Рискованно…

– Рисковать буду один я. И в кольцо, если до этого дойдёт, возьмут не всех, а только меня. Вернее, нас с Росицким.

– Что ты задумал.

– Я дам ему ложный адрес и буду ждать один. Если он настоящий, на сходку прибудем вместе. Если подстава и нагрянут москали, то одна пуля ему, другая мне.

По мере того как Юрко обрисовывал во всех деталях свою задумку, угрюмый, которого звали Гнатом, заметно оживился.

– Во сколько у вас завтра встреча?

– В 11.15. А сходка в два, то есть в 14.00. У него, если он подстава, хватит времени сообщить своим.

– Может, проследить за ним?

– Не надо. Больших умельцев у нас по этой части нет. А он обученный и слежку быстро обнаружит. Передать же сведения о месте и времени сходки нетрудно.

Гнат с минуту размышлял.

– Добре. Поступай, как считаешь нужным, – заключил он. – Если всё нормально – ласково просим. Если подстава – стреляй. И береги себя, Юрко. Таких, как ты, у меня немного.

* * *

На следующий день в 11.15 Алексей сидел на той же скамейке, что и днём раньше с Марией. Было чуть теплее, чем вчера, но всё равно пришлось поднять воротник пальто.

Молодому мужчине с козацкими усами, присевшему рядом, он не удивился.

– Я от Марии, – тихо произнёс он, не представляясь.

– Почему меня никто не встретил при переходе границы? – не поворачивая лица в сторону сидевшего, строго спросил Балезин.

– Извините, произошла ошибка. Курите? – «Красавчик», так Алексей успел окрестить усатого, достал и предложил свои папиросы.

– Папиросы не курю, – отреагировал Балезин и достал сигареты.

– Мы вас ждём четвёртый день.

– Пришлось одному поплутать по лесу. Только вчера утром появился в городе, – пояснил Балезин и спросил. – Так где и когда?

Красавчик сделал глубокую затяжку, поднялся.

– Сегодня, в два. Микульского, 48, старая автобаза.

* * *

Львов в 1945 году казался для советских граждан типичным западным, точнее, польским, городом. Здания в строгом архитектурном стиле, булыжные мостовые, магазинчики с двигающимися решётками у витрин и у входа; и ещё трамваи с одним вагоном, черепашьим ходом передвигающиеся вдоль улиц. Балезин без труда запрыгнул на подножку одного из таких трамвайчиков, а метров через триста, сразу за поворотом, также легко соскочил. Это было хорошим средством оторваться от слежки, если такая была. Но за ним «хвоста» не было, и это Алексей, как профессионал, обнаружил быстро. Исключение составлял свой сотрудник в штатском, который прохаживался по площади, где Алексей сидел на лавочке. Он был для связи и подстраховки.

Сойдя с трамвая, Алексей прошёл несколько метров и свернул в арочные ворота здания. Во дворе его ждала легковая машина с задёрнутыми шторами на заднем сиденье. В машине было двое: шофёр и старший лейтенант, лицо которого показалось Балезину слегка знакомым.

– Куда едем, товарищ полковник? – спросил лейтенант.

– В управление, быстро!

…Три человека – двое в военной форме – склонились над большим письменным столом. Свет от настольной лампы с зелёным абажуром падал на широко раскинутую карту города. Множество названий на карте пестрело мелким шрифтом, поэтому, несмотря на дневное время, пришлось включить свет.

– Вот она, автобаза, – подполковник Кульчицкий, хорошо знавший Львов, ткнул карандашом в карту.

– Давно она пустует? – спросил Ершов.

– Больше года. На исправных машинах удрали немцы, и сейчас там один хлам.

Ершов ещё задал несколько вопросов Кульчицкому, потом подытожил:

– Самое место для сходки. До ближайшего дома метров триста, кругом пустырь. Улица Микульского переходит в грунтовую дорогу, далее мост через речку, лес и снова дорога на посёлок Взлесье. До него километров двадцать. Главное, рядом лес. Вот… вот где у них сходка! Ярослав!

– Слушаю, товарищ полковник.

– Связывайся с комендантом города. Срочно к нам два грузовика с автоматчиками! Да… ещё медицинскую бригаду. Боюсь, потребуется.

Кульчицкий сел за телефон, а Ершов с довольным видом опустился в кресло.

– Что скажешь, Балезин.

– А ты не допускаешь, что всё это блеф?

– Вот как? Это почему же?

– Ты говоришь, старая автобаза хорошее место? А я считаю, что нет. Через триста метров жилые дома, а за базой ближе к речке пустырь. Всё видно.

– Что, всё?

– Как они будут приходить, расходиться… Рискованно…

– Но ты же сам любишь повторять: больше всего рискует тот, кто не рискует.

– Правильно, когда это касается индивида, личности, например, меня самого. Но здесь на карту поставлены головы главарей банд или, как их они называют, командиров куреней. А вот рисковать чужими жизнями – далеко не всегда оправдано. Нет, Фёдор, я бы на их месте устроил сходку где-нибудь