Архив потерянных детей - Валерия Луиселли

в магазин за продуктами, и вместе с ним готовили на обед барбекю, и даже играли в «Риск»[99], два вечера подряд, тебе доверили бросать кубики, а мы с ма сражались за Австралию.

Но, думаю, они в итоге и сами поняли, что больше не смогут жить вместе. Не потому, что не нравятся друг дружке, а потому что у них слишком разные планы на жизнь. Один же был документалист, а другой документатор, и ни один не желал отступаться от того, кем был, и в конечном счете это хорошо, так ма сказала мне как-то вечером, а еще сказала, что когда-нибудь мы с тобой сумеем все это понять.

Помнишь, я сказал тебе в какой-то день, сейчас кажется, что он было когда-то давно, хотя на самом деле нет, так вот, я сказал тебе, что еще не уверен, кем хочу стать, документалистом или документатором, и что специально не говорил об этом ма с па прежде всего потому, что не хотел, чтобы они думали, будто я с них обезьянничаю или не могу сам придумать, кем мне быть, но еще потому, что мне не хотелось выбирать между документалистом и документатором. И я тогда еще подумал, может, я смогу стать и тем и другим? И с тех пор все время думал, как бы мне быть и тем и другим.

Я обдумывал эту идею, хотя в ней все немножко запутанное: может быть, с фотоаппаратом я могу стать документатором, а диктофон, на который я сейчас делаю запись и который мамин, помог бы мне быть документалистом и документировать все остальное, что не получается отражать в снимках. Я даже хотел записать все это в тетрадку, чтобы ты когда-нибудь потом прочитала, но ты пока что плохо читаешь, не выше уровня A или Б, ты вечно читаешь или задом наперед, или слова не по порядку, и я даже не представляю, когда ты научишься читать как положено и научишься ли вообще. И тогда я решил, что лучше запишу на диктофон. К тому же писать всегда дольше и читать тоже дольше, хотя, с другой стороны, слушать всегда дольше, чем смотреть, и это противоречие, боюсь, нельзя объяснить. В общем, я решил записать на диктофон, что должно получиться быстрее, хотя я ничего не имею против всякого медленного. Многим больше нравится все быстрое. А каким человеком ты станешь, когда вырастешь, я не знаю, то ли человеком, который любит медленные вещи, то ли тем, который любит все быстрое. Хотелось бы мне, чтобы ты оказалась таким типом человека, которому нравятся медленные вещи, но полагаться на эту надежду я не могу. Вот почему я сделал эту звукозапись и отдаю тебе все мои снимки.

Когда будешь их смотреть и слушать эту запись, поймешь многие вещи и в конце концов, наверное, даже поймешь все. Вот почему я решил быть и документалистом, и документатором: так ты получаешь два варианта нашей истории и могла бы потом и слушать, и смотреть, а это по-любому лучше, чем что-то одно. Ты узнаешь, как все было, и начнешь постепенно все понимать. Ты узнаешь о наших жизнях, когда мы жили с мамой и папой до того, как поехали в эту поездку, и как мы ехали всю дорогу в Апачерию. Ты узнаешь, когда мы в первый раз увидели, как кого-то из потерянных детей сажают в самолет, чтобы выслать, и как это на нас подействовало, нас оно вдребезги разбило, особенно маму, потому что вся ее жизнь была… была для того, чтобы искать потерянных детей. И как ма еще сильнее убило, когда мы все вместе вернулись в дом в Драгунских горах, и ей позвонила ее подруга Мануэла, та, которая искала двух своих девочек, которые потерялись в пустыне, и подруга сказала, что их нашли в пустыне, но уже неживыми. Мама потом много дней почти не разговаривала, с постели не вставала или часами принимала душ, и все это время я хотел ей сказать, а вдруг те неживые девочки, которых нашли, они, может быть, и не дочки ее подруги, потому что я совершенно наверняка знал, что мобильные телефоны вышивают на одежде очень многим детям, когда они собираются переходить через пустыню.

Я это знал, и ты тоже это знаешь, потому что мы с тобой тоже встретились и были вместе с потерянными детьми, пускай и недолго, и они сами нам это говорили. Мы познакомились с ними, и побыли там вместе с ними, и старались быть такими же, как они, смелыми, когда они сами без никого ехали на поездах, шли через пустыню, спали на голой земле под огромным открытым небом. Ты всегда должна помнить, как я на какое-то время потерял тебя, а ты потеряла меня, но мы с тобой снова нашли друг дружку, и мы тоже шли через пустыню, пока не нашли потерянных детей в заброшенном вагоне поезда, и мы думали, а вдруг они и есть Воины-орлы, о которых нам раньше рассказывал па, но кто его знает. Ты должна знать обо всем об этом, Мемфис, и помнить это.

Когда станешь старше, как я теперь, или даже еще старше и будешь рассказывать эту историю другим людям, они скажут, что это все неправда, скажут, что такого и быть не могло, и ни за что тебе не поверят. А ты не переживай из-за них. Наша история правдивая, глубоко сидит в твоем неукротимом сердце и в завихрениях твоих буйных кудряшек, ты-то наверняка это будешь знать. И потом, в подтверждение у тебя будут мои снимки и эта запись. Только не теряй эту запись или коробку со снимками. Слышишь меня, майор Том? Смотри же, не потеряй, а то ты вечно все теряешь.

Вызывает наземный контроль. Слышишь меня?

Теперь надевай свой шлем. И не забывай отсчитывать: десять, девять, восемь, пошел обратный отсчет, двигатели запущены. Проверьте зажигание. И семь, шесть, пять, четыре, три, и теперь мы с тобой идем лунной походкой.

Вызывает наземный контроль. Слышишь меня?

Ты же помнишь эту песню? А нашу с тобой игру? После лунной походки начинается наше самое любимое место в этой песне. Два, один: и тебя запускают в космос. Ты взлетаешь в космос, плаваешь самым невероятным образом. Там, вверху, звезды реально выглядят по-другому. Но ни разу не по-другому. Они все те же звезды, всегда одни и те же. Когда-нибудь ты можешь почувствовать себя потерянной, но ты должна помнить, что ты не потерянная, потому что мы с тобой снова найдем друг друга.

Коробка VII

§ ПОЛАРОИДЫ

Благодарности

Я начала писать этот роман летом 2014 года. За долгое время его написания многие люди и организации помогали роману состояться. Я глубоко признательна всем, кто оказывал помощь, но хотела бы выразить особенную благодарность следующим организациям и людям.

Берлинской академии художеств, предложившей мне летом 2015 года стипендию и проживание, где после года, потраченного на сбор материалов, я в конце концов начала набирать текст романа.

Парижскому книжному магазину «Шекспир и компания» и в особенности Сильвии Уитмен, которая летом 2016 года великодушно