Цеховик. Книга 4. Подпольная империя - Дмитрий Ромов

спортивной доблести!»

Из радиоприёмника несётся бодрый голос Тыниса Мяги:

Реет в вышине

И зовёт олимпийский огонь золотой,

Будет земля счастливой

И молодой…

Вспоминаю, отцовского одноклассника дядю Володю, с которым они ходили в городскую баню. Он работал журналистом на областном радио и был очень весёлым. Меня иногда брали с собой, хоть в детстве я баню и не любил. Они выпивали по стопочке после омовений и болтали. Володя много шутил и, помню, называл Тыниса Мяги пенисом мягким. Мне было смешно, но надо было сохранять серьёзное лицо и делать вид, что до меня не доходит.

Нужно сделать всё,

Чтоб вовек олимпийский огонь не погас,

Солнце стартует в небе,

Как в первый раз…

Я тоже стартую, как в первый раз, хоть пока и не в небе, а на воровской сходке. Но оттуда до неба дорога может оказаться очень короткой. Для нашего празднования, типа дня рождения, снят отдельный кабинет. Всё правильно, всё по законам жанра.

Сегодня лучше и добрей, и добрей, и добрей,

Станет всё человечество,

В спорте есть соперники,

В спорте нет врагов…

Перед входом в кабинет нас прощупывают и обхлопывают здоровые бугаи, так что на какой-то момент начинает казаться, что будущее уже наступило. Им бы ещё цепи в палец толщиной поверх футболок и пиджаки, необязательно даже малиновые…

Мы приезжаем к назначенному времени, но главные действующие лица уже здесь. Их немного, но авторитет у каждого многотонный, так что решение по Цвету они примут легко. Вполне возможно, что они заседают уже давно и первую часть посвятили другим делам, а нас, вернее Цвета, оставили на сладкое. Правилка на десерт.

Он не особо волнуется, поскольку судить сегодня будет Ферик, а он настоящий академик и пообещал поддержку. Так что, даже если оба остальных участника будут настроены категорически, он сможет их переубедить, надавить, настоять. Ну, в общем, как бы дело в шляпе, но правила должны быть соблюдены.

Немного непонятно, какая у меня роль во всём этом представлении и зачем было меня тащить на эти разборки. Я вообще не из их мира, так что мне сюда дорога заказана, по идее. Ну, ладно, посмотрим. Вечер в хату, как говорится, часик в радость.

Мы входим в кабинет. Стены покрыты узбекским орнаментом, но выглядит это слабовато. По всему видать, заведение не высшего уровня, хотя стол ломится от угощений. Плов, разумеется, ещё что-то из еды и водка. Впрочем, никто не ест и не пьёт, всё это лишь для антуража, похоже. Ворам не до еды, решают важные вопросы.

Все присутствующие обращают на нас взгляды. Тяжёлые, пронизывающие, недружелюбные. Предчувствие у меня не очень. Врождённая и годами натренированная ментовская чуйка посылает сигналы, и сигналы эти не самые приятные. Беги, говорит она, беги, Егор… Да вот только бежать уже некуда.

— Привет честной компании, — без улыбки говорит Цвет.

Его прожигают холодные отчуждённый взгляды. Возможно, что-то пошло не так… Скоро уже узнаем

29. Контуры великой империи

Цвет держится спокойно, демонстрируя уверенность и правоту. Собаке нельзя показывать, что боишься, вору — тоже.

— Здравствуй, Паша, — кивает Фархад Шарафович. — Присаживайся.

На меня он внимания не обращает, поэтому, когда Цвет садится к столу, я остаюсь стоять, как неприкаянный. Блин, а какого хрена вообще? Зачем было меня тащить сюда? Чтобы я поработал декорацией? Белиберда какая-то.

Ладно, Ферик, допустим хотел со мной поговорить. Но разговор явно не здесь и не сейчас состоится. Цвет же так мне и не объяснил, зачем потащил с собой. Как свидетеля своей невиновности? Смешно. Да и кто вообще меня слушать будет?

Фархад Шарафович сидит во главе стола, а слева и справа от него располагаются ещё два авторитетных человека. Справа пристроился Абрам, который на самом деле грузин Мамука из Кутаиси, а слева Кот — круглый, похожий лицом на Роберта Рождественского московский вор.

Абрам, в отличие от него, выглядит худым и сухим, но злым, с огромным карикатурным носом. У Кота внешность добряка, но это обманчиво. В зале ещё находится крепкий парняга, вероятно отвечающий за безопасность.

— Давно нэ виделись, Цвэт, — покачивая головой, цедит Абрам. — Жаль, что по такому вот поводу, да?

Ведёт себя картинно, будто на сцене исполняет театральную пародию на грузинского вора в законе. Забавный дядечка. Цвет в ответ кивает.

— Претензии к тебе, — говорит Ферик. — Вот, я даже специально прилетел, чтобы помочь разобраться. Говорят, ты по беспределу уважаемых воров порешил и стремаг ещё каких-то. Есть что сказать?

— Кто предъявляет? — уточняет Цвет.

— Да тут и предъявлять незачем, итак всё ясно, — ласково улыбается Кот. — Картина маслом и факты налицо. Но если хочешь, предъявим честь по чести. Парашютист, вот кто предъявляет.

Упс… Парашютист? Вот это по ворот.

Кот кивает здоровому громиле, и тот сразу выходит из комнаты в боковую дверь. Возвращается он меньше, чем через минуту. За ним входит сникший испуганный Парашютист. Увидев нас с Цветом, он ненадолго замирает, превратившись в скульптуру, но быстро берёт себя в руки. Жалко, я не вижу лица Цвета, потому что нахожусь за его спиной.

— Давай, — кивает Кот.

Парашютист, похожий на сморщенную сливу, бубнит ни на кого не глядя:

— Цвет застрелил Сергача якобы за то, что тот стучал мусорам. Без сходняка, сам решил, сам грохнул, не дал даже объясниться. И ещё пацанов вальнул до кучи, за то что они ему предъявить хотели. А потом, когда авторитетные воры собрали сходку, чтобы спросить за блудняк, он с помощью вот этого всех зажмурил.

При словах «с помощью вот этого» Парашютист кивает на меня.

— А ты, — обращается к нему Ферик, — на обоих сходках был и сам своими глазами всё видел?

— Да, — кивает Парашютист.

— А зачэм два раза живым остался? — интересуется Абрам.

— Ну… — теряется тот. — Я на него не наезжал, не беспредельничал.

— Почему то есть, а не зачем — щерится Кот.

— А остальные, значит, бэспредэлничали? — уточняет грузин.

— Нет, ну…

— Так это ж ясно, Абрам, — улыбается Кот. — Он Цвету нужен был, вот и остался в живых.

— Да,