Деревянная книга - Юлия Гнатюк

Проходя мимо щуплого лысоватого мужичка с растрепанной бородой, в латанной ветхой одежонке, Светозар услышал, как тот жарко убеждал покупателя в достоинствах своей такой же худой и замученной клячи. Мужичок так искренне хвалил кобылку, так проникновенно заглядывал в глаза прохожего, что тот уже почти готов был купить доходягу.

Волхв был готов улыбнуться, но взглянув мельком в очи лысоватого, ощутил, что от того, продаст ли он свою невзрачную кобылку, зависит жизнь его детей, которых нечем кормить. Несколько раз ему попадались навстречу добротно одетые важного вида нурманы.

За торговыми рядами пошли купеческие лабазы. Сюда, жалобно поскрипывая, подъезжали тяжелогруженые телеги, и крепкие мужики – кто в пыльных рубахах, а кто и с голым торсом – таскали кули и тюки. Освободившиеся телеги, грохоча и подскакивая на выбоинах, отъезжали в сторону, и лошади получали свою скудную долю овса.

В стороне, на бревнах, сидели два старика, видно, приехавшие с сыновьями либо внуками, чтоб больше веским словом и дельным советом, нежели силой, оказывать поддержку в торговых делах.

Светозар присел неподалеку, достал из котомки кувшин с холодной живой водой, взятой у Заветного Камня, и стал пить, невольно прислушиваясь к тому, о чем говорили между собой старики.

Поводом для их разговора послужила еще одна важная свита прошедших мимо свеев, которые направились в торговый дом к грекам, видимо, за вином. Варяги и свеи чувствовали себя здесь хозяевами, да и грекам было вольготно: их торговых домов много было понастроено в Нов-граде.

– Раньше, стало быть, купцы заморские наших богов почитали, – говорил один старик, провожая чужеземных гостей взором, – особливо Велеса. Он ведь скотом и богатством ведал, а зла от него никто никогда не видывал. Приплывут, бывало, те же нурманы на своих лодиях, а впереди драконья либо кабанья голова скалится. Так они, прежде чем пристать к берегу, голову эту снимают, чтоб, значит, богов наших не прогневить. Пристанут – и первым делом к Велесу идут, жертву несут: хлеб, молоко, масло, яйца – что у кого есть. А только уж после того – на Торг. Коли удачно поторговали, опять к Велесу идут с приношениями, но теперь уже режут быка или барана. Часть жертвы шла бедным: вдовам, сиротам, увечным, – кто себя прокормить не может. А головы убитой скотины надевали на колья позади Велеса.

– Эге, вспомнила бабка, когда девкою была! – скривив уста, перебил его другой старик, – Велеса-то изничтожили, оттого и богатства, и урожая нету, а свеи теперь не гости вовсе, а хозяева, они ведь женой княжеской Индигердой сюда привезены, и землей наделены, и довольствием, и чинами всяческими… – старик с досадой сплюнул.

– Ну да, – согласно кивнул другой, – и волхвов наших извели, а они-то знали, какое лето будет, и что сеять надлежит, и когда. Оставил нас Велес, отвернулся от нас Перун, а новый бог – чужой, может, для своих, для греков да франков он и добрый, а для нас… – старик горестно махнул рукой, – откуда ж тут добру быть?

– Я знаю, – отозвался другой старик, – вон там, у самого берега Волхова Велес и стоял, где теперь рвы остались. Рекут, топорами его рубили, а потом дотла сожгли.

– Я к тому веду, – продолжал первый, – что хуже, чем нынче, никогда не бывало. Для Отчизны своей, для Рода люди жили, и головы свои за него с радостью готовы были сложить, а теперь брат на брата с мечом идет, грабят друг дружку, и каждый только о себе думает… Совсем худая пошла торговля, не богатеют, а разоряются люди. А песен таких, как прежде складывали, нынче никто уже сложить не может, да и запрещают песни-то, как и гусли, и дудки, и хороводы в праздники…

Светозар сидел, размышляя.

В это время мимо проходили несколько мужиков, толкуя между собой. Среди них выделялся высокий голос, показавшийся Светозару знакомым. Он тут же признал возницу, с которым вместе ехал на Торг.

– Здрав будь, Нечай! – окликнул он, – и вы, люди добрые!

Нечай обернулся, глаза его засияли, губы расплылись в улыбке, обнажив нездоровые зубы.

– О, гляди-ка, Светозар! А я как раз мужикам рассказывал, как ты меня излечил, а ты сам – вот он!

Мужики с интересом поглядывали на волхва, некоторые сразу стали спрашивать о своих недугах, но Нечай уже тянул Светозара за рукав.

– Опосля, мужики, дайте отдохнуть человеку с дороги, вона сколько пешком протопал! Пойдем, друг, я уже освободился, к брату еду. Вон телега моя, садись!

Светозар ненадолго задержался возле мужиков, разговаривая с худым, как жердь, юношей с нездоровым румянцем на щеках.

– Приходи завтра, – сказал ему Светозар, – вон туда, на берег Волхова, я полечу тебя…

В телеге Нечая они поехали в город.

– У брата моего дочка больная, чахнет, как былиночка.

И в церковь водили, окрестили, и водой свяченой поили, и священник молитву читал, а все по-прежнему. Поможешь, Светозар-батюшка? – заискивающе заглядывал в очи возница.

– Поглядим, Нечай, почто раньше времени загадывать…

– Брат мой в плотницком деле умелец большой, – хвалился по дороге Нечай. – Топор у него в руках прямо поет, и такие чудеса из дерева выделывает! Как сподручнее терем поставить, куда каким оконцем светелку вывести, как двор обустроить, чтоб все под рукой было – все брательник знает, во всей округе лучшего мастера не сыскать. Сперва он сам работал, а теперь у него одних подмастерьев полдюжины, им многое поручает, а сам только самую тонкую работу делает. И строит не кому попади, а купцам да боярам, самому князю светлейшему терем помогал возводить! – с оттенком великой почтительности поднял палец вверх возница.

– А ты что же? – спросил Светозар.

– А я неспособный. Брат говорит, блажь во мне сидит. Вот купил мне коня да телегу, дай бог ему здоровья, теперь купцам товары вожу. Мне одному много не надо.

– А что ж семью не завел, годы-то уже за середину перевалили?

– Вольный я, сам себе приказчик, еду, куда хочу, что надумаю, то и делаю. А баба, дети – обуза только… Ну вот, приехали! – и он остановил лошадь.

Нечай не лгал. Дом брата оказался настоящим теремом, с подклетью и высоко вознесенными светелками. Срублен он был добротно, украшен резными наличниками. Нечай долго стучал в высокие глухие ворота, пока не подошел кто-то из работников и после выяснения, кто приехал, открыл, наконец, затворы. Телега вкатилась на широкий двор, встреченная лаем нескольких собак.

На крыльцо вышла дородная женщина со строгим нахмуренным лицом. Светлый платок только оттенял черные брови и карие глаза, с некоторым недовольством взглянувшие на просто одетого босоногого незнакомца, а потом на Нечая, как бы спрашивая: «Кого привез без моего ведома?»

Возница, накрутив вожжи на выступающий колышек, проворно соскочил с телеги, взбежал на крыльцо и о чем-то стал горячо говорить вполголоса. Пока он убеждал, лицо хозяйки несколько раз менялось: оно то становилось суровым, то освещалось лучиком надежды, но более всего выражало опасение и даже страх: привечать в своем доме некрещеного, а тем паче волхва, опасно. Но желание помочь дочери…