Сердце Демидина - Александр Велин

мне его любить?

– Что там между вами произошло на крыше? – спросил Росси.

– Они на меня напали! – сразу заорал Бафомёт. – Я был болен! Этот гад своими молитвами не давал мне сосредоточиться, а другой гад брызгал в меня святой водой. Этого гада я уже один раз убил, а второй ещё пожалеет, что в меня брызгал. Но всё случилось из-за подлеца Демидина, который тогда уже был моей добычей.

– Ты можешь выяснить, где сейчас находится Демидин? – спросил Росси.

– Могу, – после небольшой паузы ответил Бафомёт.

– Каким образом? – поинтересовался Росси.

– Я – дух, – гордо сказал Бафомёт. – Мои нематериальные возможности поразительны.

Глава 37

Караханов

Наутро Караханова вынесли наружу. Поскольку ожидалось прибытие демонов, Наине Генриховне пришлось присутствовать. Литвинов увязался за ней, а за ним – ещё пара любопытствующих офицеров. Собравшиеся у ворот зрители за ограждение, естественно, не выходили.

Обуреваемого гневом Караханова оставили лежать в горькой красной пыли. Он бушевал, всё ещё не понимая, что ему предстоит.

– Я разгоню всю вашу контору! – рычал он. – Чёрт знает что такое, а не медицинское учреждение!

Зрители похихикали.

– Идёт, Наина Генриховна! – прошептал Литвинов.

К Караханову приближался небольшой щуплый демон. Если бы не крылья, он был бы похож на тощего меланхоличного подростка с необычайно широким ртом. Степь была пустынна, и было непонятно, откуда он появился. Казалось, что он вылез из какой-то трещины. Подойдя к Караханову, он уселся на корточки и ухватил его двумя пальцами за подбородок.

– Руки убрал! Я сказал… убрал… руки… – заорал было Караханов, но запнулся, ошарашенный кристаллической злобой устремлённого на него взгляда.

– Отойди. По-человечески тебя прошу… – уже еле слышно проговорил он.

Его плечи поднимались и опускались, словно крылья бабочки, которую придавило камнем.

– Интересный, – сказал демон, жесткими пальцами поворачивая лицо Караханова.

Он упёрся худым коленом во впалую грудь старика.

– Детоубийца, – сказал он, улыбаясь оранжевыми губами.

Караханов слабо зашевелился.

– Не убивал… детей… – захрипел он.

– Ну как же, – напомнил демон. – Колика, Костика и Карика.

– Это мои… – застонал Караханов.

– А мы подумаем, – вкрадчиво сказал демон. – Повспоминаем. Жил-был молодой учёный. Дружок у него был. А у дружка – невеста.

– Шесть лет мне было, – зашептал Караханов, шевеля чёрными бровями. – Мороз тогда был…

– Двадцать шесть лет тебе было, – усмехнулся демон. – Когда ты донос писал.

Демон надавил коленом на Караханова. Тот охал, но не возражал.

– Друга твоего посадили, а когда выпустили – он по мусорным бакам бутылки собирал. Помнишь?

Караханов молчал.

Демон наклонился к Караханову.

– А ты карьеру сделал, академиком стал, – жарко зашептал он, – женился. Помнишь на ком? Детки у тебя родились – три сыночка, три росточка…

– …Три деревца, – всхлипнул Караханов.

– Пойду я, Григорий Илларионович, – сказала Наина Генриховна, отворачиваясь. – Вы тут сами за всем проследите, хорошо?

– Прослежу, – сказал Литвинов, не отрывая заворожённого взгляда от стонущего в пыли старика.

– Три тополёчка, – сказал демон. – Квартира, дача, машина с шофёром. Три сына-красавца. Живи да радуйся. Но один заболел. Другой спился. А третий вырос сумасшедшим. А почему? Ты ведь всегда знал почему. И жена твоя знала.

Караханов всхлипнул.

– Я чувствовал … – сказал он.

– Потому что они дети – кого? – подсказал демон.

– Предателя! – выдохнул Караханов.

– И гордились они кем?

– Предателем! – застонал Караханов.

– И квартира, в которой они росли, и дача – это всё…

– Предателя! – плакал Караханов. – Я всю жизнь боялся, что они узнают.

– Они и не узнали, – ухмыльнулся демон. – Разве ты не слышал, что мечты сбываются? Один заболел. Другой спился.

– Третий вырос душевнобольным, – всхлипнул Караханов.

– Никто ничего не узнал, – сказал демон. – Три деревца.

– Тополёчка, – заплакал Караханов.

– Колик, Костик и Карик, – подсказывал демон.

Караханов завыл.

Демон, кряхтя, поднялся с его груди.

– Вот и славно, – сказал он, оборачиваясь к зрителям. – Не убирайте его. Я к нему ночью приду.

Ночью многие слышали Караханова. Он плакал и жаловался и то умолял демона слезть с его груди, то, наоборот, требовал, чтобы тот его окончательно раздавил. Только перед рассветом стало тихо.

– Безобразие, – сказал наутро Литвинов. – Можно было сначала оттащить его подальше от забора. Сотрудникам необходимо выспаться, чтобы подготовиться к новому рабочему дню.

Наина Генриховна внимательно на него посмотрела.

– Что за нелепая история у этого Караханова, – сказал Литвинов, отводя глаза.

Она покачала головой. Когда утихли крики, она пошла взглянуть на труп. Лицо Караханова было искажено. Кожа на его черепе высохла, волосы выпали, и ветер разметал клочья по соседним камням. Только брови Караханова остались на удивление густыми. Но не это удивило Наину Генриховну, а то, что тело было прикрыто старым мешком.

– Зачем вы его укрыли? – тихо спросила она Литвинова.

Тот потупился.

– Простите, – тихо сказал он.

– Да ведь не во мне дело! – гневно зашипела на него Наина Генриховна. – Если вас кто-нибудь видел…

– Сам не знаю, что на меня нашло, – оправдывался Литвинов. – Он мне напомнил одного человека…

Наина Генриховна вздохнула и покачала головой. Неожиданно для себя она протянула руку, чтобы дотронуться до Литвинова, но тут же её отдёрнула.

Глава 38

Демидин вспоминает о бывшей жене

Нищий воняет мочой,

Город и воздух

Не принадлежат ему,

Ему неловко от того,

Что он вынужден дышать

Рядом со всеми.

Он поднял плечи,

Чтобы занимать меньше места.

Его стараются не видеть

И идут мимо.

Смиренный брат мой,

Махнувший на себя рукой,

Ты правдивее меня,

Ты похож на мою душу,

Пока ещё не смирившуюся.

Демидин сидел напротив тяжёлого и старомодного здания Федерального банка. Метрах в двухстах от него весело блестели два небоскрёба.

По тротуарам шли хорошо одетые люди, по присыпанным снегом дорогам шипели машины.

Демидин был здесь неуместным, но он теперь везде был чужим и неуместным, единственным на свете человеком, разделённым с собственным сердцем.

Сердце выбирало для него друзей, это оно дало ему любовь к стране, которой он так долго служил. Оно полюбило женщину, ставшую его женой. Оно жаждало делать открытия, хотело славы, ему нравились секреты и власть. Оно было наивным: жена предала Константина Сергеевича, а государственные секреты оказались плёнкой, под которой пучились Урские бездны.

Оно ошибалось, но не теряло надежды и оставалось зачаровано жизненной игрой, словно заглядевшийся на звёзды поэт. Оно наполняло жизнь Константина Сергеевича заботами и придавало всему смысл. Но теперь оно было невозможно далеко, а он сидел на снегу один, и в его груди было так пусто и холодно, что даже снег казался