33 стратегии войны - Роберт Грин

А лучший способ выявить слабости сильного соперника – не шпионы и лазутчики, а те самые дружеские объятия. Скрываясь за дружелюбным, а может быть, даже раболепным фасадом, вы можете наблюдать за неприятелем, не препятствуя тому, чтобы он терял бдительность, раскрывался перед вами, выдавал себя. Войдите в доверие; копируйте его образ мыслей. Если вам удастся нащупать уязвимое место противника– необузданный нрав либо неумение держать себя в руках, слабость к противоположному полу, неуверенность в себе, – вы получите материал, который поможет уничтожить врага.

Война не может производить действия живой силы на мертвую массу, и при абсолютной пассивности первой стороны она вообще немыслима….Война всегда является столкновением двух живых сил.

Карл фон Клаузевиц (1780–1831)

Величайшую власть, которой мы можем добиться в этой жизни, не даст ни богатство, ни сила, ни даже виртуозные стратегические способности. Ее можно достичь, научившись разбираться в людях, читать их, как книги. Обладая таким знанием, вы отличите истинного друга от недоброжелателя, разоблачите тайных недругов. Вы сможете предугадать замыслы недругов, просчитать возможные козни и заранее принять меры. Эта прозрачность позволит вам увидеть и понять, какие чувства труднее всего контролировать неприятелю. Вооружившись тайным знанием, вы без труда расставите силки и уничтожите врага.

Когда Муненори был удостоен аудиенции у третьего сёгуна Иэмицу, он опустился на пол, упершись руками в татами, – так слуги всегда показывали свое почтение хозяину. Внезапно Иэмицу кольнул «ничего не подозревавшего» Муненори копьем – и сам был ошеломлен, в тот же миг оказавшись навзничь опрокинутым наземь. Муненори догадался о намерении сёгуна еще до того, как было сделано хоть одно движение, и дернул Иэмицу за ноги в момент, когда тот коснулся его копьем.

Макото Сугавара «Жизнеописания мастеров боя на мечах», 1988

Испокон веков, еще на заре военной истории, подобное знание было важной стратегической целью. Именно из – за этого появились шпионы и институт разведки. Но шпионы ненадежны, они фильтруют информацию, пропуская ее через свою предвзятость и предрассудки, а поскольку по сути своей профессии они должны помещаться точно между двумя сторонами, стараясь действовать независимо, то контролировать их весьма непросто, кроме того, всегда существует риск, что ваш шпион может переметнуться к неприятелю. Далее, существуют тонкие нюансы, выдающие людей – интонация, взгляд, блеснувшие глаза, – все эти детали неизбежно стираются, не попадают в донесения разведчиков. И вообще, разведданные почти ничего не стоят для вас и едва ли окажутся по – настоящему полезными, если вы не умеете интерпретировать поведение людей и не разбираетесь в психологии. Без этих навыков вы будете выдавать желаемое за действительное, видеть то, что захотите увидеть, находя подтверждение собственным предубеждениям.

Военные и политические деятели, умело использовавшие разведку – Ганнибал, Юлий Цезарь, князь Меттерних, Уинстон Черчилль, Линдон Джонсон, в бытность свою сенатором США, – были прежде всего тонкими знатоками человеческой природы. Они постоянно оттачивали свои навыки, общаясь с окружающими, наблюдая за их поведением, и в результате приобрели умение безошибочно разбираться в людях. Лишь обладая этой базой, они могли рассчитывать на то, что разведка не исказит, а расширит их видение ситуации.

Первым делом откажитесь от мысли, что каждый человек – это неразрешимая загадка и проникнуть в человеческую душу весьма и весьма непросто. Если окружающие кажутся вам таинственными и загадочными, то лишь оттого, что почти всех нас с младых ногтей приучают скрывать свои истинные чувства и склонности. Понятно, будь мы совершенно открыты и демонстрируй всем напропалую, что мы чувствуем и как собираемся поступить, это сделало бы нас беззащитными перед злом. С другой стороны, высказывая в лоб свое мнение по любому поводу, мы рисковали бы оскорбить и задеть очень многих людей. Поэтому, подрастая, мы приходим к тому, что умение скрывать мысли и чувства становится нашей второй натурой.

Эта вынужденная скрытность превращает разведку в трудную, но весьма интересную и вполне выполнимую миссию. Дело в том, что даже люди, которые изо всех сил стараются утаить, что у них на уме, все же невольно выдают себя. Очень нелегко все время держать в тайне от окружающих то, что мы думаем и чувствуем; постоянное напряжение изматывает, возможность высказаться, быть искренним воспринимается как облегчение. Мы все стремимся к людям, перед которыми можно открыть себя, не утаивая ничего, даже темную сторону своей натуры. И если мы умышленно делаем усилие, чтобы не выдать себя, то все равно посыпаем сигналы, которые могут приоткрыть по крайней мере часть того, что происходит у нас внутри, – случайные оговори! не к месту дрогнувший голос, неконтролируемые движения, взгляды, которые бывают красноречивее слов, спонтанные поступки, не поддающиеся объяснению, фразы, вырывающиеся, когда мы выпьем.

Нужно понимать: люди непрерывно шлют сигналы, выдающие их истинные намерения и потаенные желания. Если мы не читаем их, то единственно лишь по своей нечуткости и невниманию. Причина проста: каждый из нас замкнут в собственном мирке, каждый внимательно прислушивается к своему внутреннему монологу, не обращая внимания на окружающих и теша собственное эго. Подобно Уильяму Макнатену, мы видим окружающих нас людей только как отражение самих себя. И вы станете чувствительнее к посылаемым ими сигналам только в том случае, если сможете отказаться от своего эгоцентризма, отойдете от предвзятых представлений о людях и постараетесь увидеть их такими, какие они есть.

Умение хорошо разбираться в людях чрезвычайно высоко ценилось у японских самураев, особенно большое значение придавали этому умению в школе владения мечом синкагё – рю. Одним из первых мастеров этой школы был самурай XVII века Ягиу Муненори. Однажды весенним утром Муненори, тогда уже немолодой человек, спокойно прогуливался по саду, наслаждаясь цветением сакуры. Его сопровождал юный слуга – мы бы назвали его охранником. Он следовал чуть позади самурая с поднятым мечом, как того требовал обычай. Внезапно Муненори резко остановился. Он почувствовал опасность. Осмотревшись, он не увидел ничего подозрительного, но и тогда ощущение тревоги не покинуло его. Встревоженный, он повернул к дому, а там сел, прислонившись спиной к столбу, дабы предохранить себя от неожиданного нападения.

Он просидел в этой позе довольно долго, прежде чем слуга отважился спросить, что происходит. Самурай признался, что во время любования цветущими деревцами он ощутил приближение неотвратимой угрозы, врага, готового напасть. Теперь его беспокоило то обстоятельство, что опасность явно оказалась мнимой, – кажется, у него начались видения. Для самурая жизненно важно было обостренно чувствовать угрозу нападения, всегда быть начеку, чтобы мгновенно отразить атаку. Если Муненори утратил это чувство, его как воина можно было списывать со счетов.

Давид убежал из Навафа в Раме и пришел и сказал Ионафану: что сделал я, в чем неправда моя, чем согрешил я пред отцом твоим, что он ищет души моей? И сказал ему [Ионафан]: нет, ты не умрешь; вот, отец мой не делает ни большого, ни малого дела, не открыв ушам моим; для чего же бы отцу моему скрывать от меня это дело? Этого не будет. Давид клялся и говорил: отец твой хорошо знает, что я нашел благоволение в очах твоих, и потому говорит сам в себе: «пусть не знает о том Ионафан, чтобы не огорчился»; но жив Господь и жива душа твоя! один только шаг между мною и смертью. И сказал Ионафан Давиду: чего желает душа твоя, я сделаю для тебя. И сказал Давид Ионафану: вот, завтра новомесячие, и я должен сидеть с царем за столом; но отпусти меня, и я скроюсь в поле до вечера третьего дня. Если отец твой спросит обо мне, ты скажи: «Давид выпросился у меня сходить в свой город Вифлеем; потому что там годичное жертвоприношение всего родства его». Если на это он скажет: «хорошо», то мир рабу твоему, а если он разгневается, то знай, что злое дело решено у него. […] И сказал Ионафан Давиду: иди, выйдем в поле. И вышли оба в поле. […] И скрылся Давид на поле. И наступило новомесячие, и сел царь обедать. Царь сел на своем месте, по обычаю, на седалище у стены, и Ионафан встал, и Авенир сел подле Саула; место же Давида осталось праздным. И не сказал Саул в тот день ничего, ибо подумал, что это случайность, что Давид нечист, не очистился. Наступил и второй день новомесячия, а место Давида оставалось праздным. Тогда сказал Саул сыну своему Ионафану: почему сын Иессеев не пришел к обеду ни вчера, ни сегодня? И отвечал Ионафан Саулу: Давид выпросился у меня в Вифлеем; он говорил: «отпусти меня, ибо у нас в городе родственное жертвоприношение, и мой брат пригласил меня; итак, если я нашел благоволение в очах твоих, схожу я и повидаюсь со своими братьями»; поэтому он и не пришел к обеду царя. Тогда сильно разгневался Саул на Ионафана и сказал ему: сын негодный и непокорный! разве я не знаю, что ты подружился с сыном Иессеевым на срам себе и на срам матери твоей? Ибо во все дни, доколе сын Иессеев будет жить на земле, не устоишь ни ты, ни царство твое; теперь же пошли и приведи его ко мне, ибо он обречен на смерть. И отвечал Ионафан Саулу, отцу своему, и сказал ему: за что умерщвлять его? что он сделал? Тогда Саул бросил копье в него, чтобы поразить его. И Ионафан понял, что отец его решился убить Давида. И встал Ионафан из – за стола в великом гневе и не обедал во второй день новомесячия, потому что скорбел о Давиде и потому что обидел его отец его.