Татуированные души - Аврора Гитри

— Эта… эта ящерица, которую ты себе… вытатуировала…

Он умолкает, набирая в грудь воздуха, потом закрывает ресницы. Мое лицо вызывает у него слишком сильное отвращение.

— Она не имеет ничего общего с той, которую я нарисовал в первый день. Эта… у меня не получилась!

От его вопля у меня останавливается дыхание. Ноги подкашиваются, в глазах мутится, в ушах звенит. Комната словно тает передо мной по мере того, как смысл его слов доходит до сознания.

В тот день, покинув свою нору в «Розовой леди», я первым делом бросилась в соседний бокс, чтобы посмотреться в зеркало. Чтобы увидеть тукая, которого решила вытатуировать на лице. Она показалась мне прекрасной, голубая и розовая ящерица с огромными, как два солнца, глазами, с полуоткрытым ртом, испускающим крик, который приносит счастье всем, кто его слышит. Я никак не могла предположить, что она у него… не получилась.

— С того дня, как ты ушла с другим клиентом, — рычит он, не глядя на меня, — твое лицо изменилось. Это я и пытался объяснить тебе, когда рассказал историю с Клариссой. Я не мог больше повторить рисунок, который сделал в первый раз, а ты… ты…

Он отворачивается. Я сдерживаю крик, который превращается в долгий стон, застрявший в горле. Мои щеки превратились в реку, обрывающуюся водопадом у начала шеи. Мне кажется, что я таю.

— Уходи, — шепчет он, добивая меня.

Я не могу послушаться его. Я не могу даже сдвинуться с места. Он отрекся от меня и лишил сил. «Он больше не любит меня, он больше не любит меня», — без конца повторяю я про себя, и эта жуткая спираль утягивает меня куда-то вниз. На миг мне кажется, что я уже умерла.

— Уходи! — кричит он, поворачиваясь и убегая по коридору. — Я не хочу больше тебя видеть! Мне отвратительно твое лицо!

Я падаю на колени, меня больше нет, мои черты уничтожены оскорблениями, меня душат рыдания, от которых я скоро задохнусь.

«Я не хочу больше тебя видеть! Мне отвратительно твое лицо!»

Кровь бурлит под кожей. Тукай на моих щеках ревет от унижения…

Он не может бросить меня. Это невозможно.

Вдруг, так же неожиданно, как мертвецы, которые поднимаются из гроба во время кремирования, я вскакиваю и бросаюсь в коридор, в последней надежде избавиться от позора.

Он стоит на лестнице, перед портретом, с красными от слез глазами. Даже не глядя, я знаю, что это портрет блондинки, на чьем лице расправил крылья орел.

— Оливье…

Мое тело умоляет, голос упрашивает вернуть мне гордость, простив меня. Снова сделать меня человеком, разрешив мне вернуться. Без него, без его любви я никто.

— Извини, но я не могу… — бросает он и убегает на второй этаж, чтобы не видеть моего лица, на котором больше нет лица.

Я долго сидела на ступеньках, уничтоженная его уходом, и слушала песню портретов на стене. Час — или даже два — я ждала, когда он спустится и избавит меня от моего кошмара. А потом мое тело, горбатое и хромое, поднялось. Волоча ноги, оно сошло вниз, в коридор. В прихожей оно на минуту остановилось у двери в гостиную. У плоти есть память, и моя кожа вспомнила прикосновение ваты, боль от прижигания спиртом, сцену лечения, которая случилась здесь два года назад. Мои глаза не забыли, как смотрели на какой-то странный, одиноко висящий над входом предмет.

Когда тело вышло из ворот кемпаунда, оно держало в руках деревянную маску.

Да не ерзай ты так на своем стуле. Я уже почти закончил свою историю. Я ждал двадцать лет, и ты можешь подождать еще несколько минут, тебе не кажется? Ой, хватит. Перестань брыкаться. Ты не сумеешь развязаться… Даже сейчас, когда ты уже протрезвел. Так… На чем это я остановился? Ах да, на том вечере, когда ты меня… пытал. Когда ты закончил со мной, я был не совсем без сознания. Хотя старался его потерять. Я закрыл глаза, я молился, я задерживал дыхание. Но я был жив, все чувствовал и слышал. Я слышал, как ты ругался, хрипел, оскорблял меня. Затем я слышал, как брат впал в панику. То, что случилось, наверняка привело его в чувство. Он без конца ходил из стороны в сторону и повторял: «Что ты наделал? Ну что ты наделал?» Он бросал на тебя полные ужаса взгляды, а я корчился на полу от боли. Трус! Он слишком боялся тебя, чтобы осудить. И он решил уничтожить свой стыд и мое унижение, выкинув меня на улицу, подальше от дома, надеясь, что я умру, уткнувшись лицом в асфальт, и крысы сожрут меня. Он не знал, что у меня есть защитница, Нет, что она живет совсем рядом с тем кварталом, где он оставил меня умирать. Она сделала все, что в ее силах, чтобы помочь мне в ту ночь. Но я продолжал страдать. Я больше не выносил Пхона, понимаешь? Я не мог больше жить в его омертвевшей плоти, в его теле, пропитавшемся твоим запахом… Пхон для меня умер, умер от твоей руки. У меня оставался один выход, чтобы продолжать жить: измениться. Уничтожить изнасилованного пьяным тигром ублюдка и вселиться в другое тело. Нет помогла мне найти специалиста, доктора Уонга, и заплатила за процедуры. Я ждал два года, прежде чем превратился в Докмай и смог поступить в «Розовую леди». Старая сутенерша согласилась взять меня на работу, когда дата операции уже была назначена. Но как видишь, я ее так и не сделал. Я предпочел окончательно изменить себе лицо… Что? Да чего ты скачешь? Ах да! Ты же был пьяный, когда я вломился к тебе. Не знал, кстати, что алкоголь делает тело таким тяжелым. Я еле затащил тебя на стул. Ну? Что скажешь по поводу моей татуировки? Тааси хорошо сделал свою работу, не находишь? Но… У меня бред или ты дрожишь? Тебя приводит в трепет тукай, поющий на моем лице, или нож в моих руках? А? И то, и другое? Ну, ты прав. Оба для тебя означают смерть, так оно и есть. Один будет петь, а второй — вырезать тебе сердце. Ладно, Тьям, ты меня извини, но я зайду тебе за спину. Я хочу обратиться к Хищнику. Потому что сначала я решил убить его… Вот и он. Связанный он не такой страшный. Если бы ты знал, как я мечтал увидеть тебя в клетке, проклятый тигр… И должен признать, что такого зрелища стоило ждать двадцать лет. Да, как все странно все-таки. Я бы ведь не убил тебя, если бы у тебя не стерся коготь и твой хозяин, который мычит там, сзади, не пошел к Тааси его подновить. Я остался бы спрятавшимся под маской призраком до конца своих дней. Но судьба вывела тебя на мою дорогу по совершенно ясной для меня сейчас причине: боги призывают тебя… Им нужна твоя жизнь, чтобы снять нависшее надо мной проклятие. И они поручили мне принести тебя в жертву. Тьям! Перестань хныкать! Ты меня не разжалобишь. Я ведь много дней подряд следил за тобой там, внизу, — представляешь? Размышлял о наказании, которого заслуживают твои преступления. Я даже встретил бедную Нет с изуродованным лицом. Я думаю, ее сейчас нет дома, потому что ты вышвырнул ее на улицу, чтобы спокойно пить? Да? Судьба еще раз подписала твой приговор. Ее присутствие затруднило бы мою задачу. Потому что она ведь меня умоляла, знаешь? В тот вечер, когда мы увиделись. Да, она умоляла пощадить тебя. И, честно говоря, я заколебался. Но девочка умирает из-за тебя. Она умирает потому, что ты жив. Девочка, которая освободила тукая из тюрьмы, которая освободила мое лицо. Теперь ты отдашь мне все, что ты у меня отнял, Тьям. Пришло время заплатить за то, что ты со мной сделал.